И. А. Крылов Басни СОДЕРЖАНИЕ Ворона и Лисица Дуб и Трость Музыканты Ворона и Курица Ларчик Лягушка и Вол Разборчивая Невеста Парнас Оракул Роща и Огонь Волг и Ягненок Обезьяны Синица Осел ("Когда вселенную Юпитер населял...") Мартышка и Очки Два Голубя Червонец Троеженец Орел и Куры Лягушки, просящие Царя Лев и Барс Вельможа и Философ Мор зверей Собачья дружба Раздел Бочка Волк на псарне Ручей Лисица и Сурок Прохожие и Собаки Стрекоза и Муравей Лжец Орел и Пчела Заяц на ловле Щука и Кот Волк и Кукушка Петух и Жемчужное зерно Крестьянин и Работник Обоз Вороненок Слон на воеводстве Осел и Соловей Откупщик и Сапожник Крестьянин в беде Хозяин и Мыши Слон и Моська Волк и Волчонок Обезьяна Мешок Кот и Повар Лев и Комар Огородник и Философ Крестьянин и Лисица ("Скажи мне, кумушка, что у тебя за страсть...") Воспитание Льва Старик и трое Молодых Дерево Гуси Свинья Муха и Дорожные Орел и Паук Лань и Дервиш Собака Орел и Крот Квартет Листы и Корни Волк и Лисица Бумажный Змей Лебедь, Щука и Рак Скворец Пруд и Река Тришкин кафтан Пожар и Алмаз Пустынник и Медведь Цветы Крестьянин и Змея ("Змея к Крестьянину пришла проситься в дом...") Крестьянин и Разбойник Любопытный Лев на ловле Крестьяне и Река ВОРОНА И ЛИСИЦА Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок. Вороне где-то бог послал кусочек сыру; На ель Ворона взгромоздясь, Позавтракать было совсем уж собралась, Да позадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду Лиса близехонько бежала; Вдруг сырный дух Лису остановил: Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил. Плутовка к дереву на цыпочках подходит; Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит И говорит так сладко, чуть дыша: "Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие перушки! какой носок! И, верно, ангельский быть должен голосок! Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица, При красоте такой и петь ты мастерица, - Ведь ты б у нас была царь-птица!" Вещуньина с похвал вскружилась голова, От радости в зобу дыханье сперло, - И на приветливы Лисицыны слова Ворона каркнула во все воронье горло: Сыр выпал - с ним была плутовка такова. 1807 ДУБ И ТРОСТЬ С Тростинкой Дуб однажды в речь вошел. "Поистине, роптать ты вправе на природу, - Сказал он, - воробей, и тот тебе тяжел. Чуть легкий ветерок подернет рябью воду, Ты зашатаешься, начнешь слабеть И так нагнешься сиротливо, Что жалко на тебя смотреть. Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво, Не только солнца я препятствую лучам, Но, посмеваяся и вихрям и грозам, Стою и тверд и прям. Как будто б огражден ненарушимым миром: Тебе всё бурей - мне всё кажется зефиром. Хотя б уж ты в окружности росла, Густою тению ветвей моих покрытой, От непогод бы я быть мог тебе защитой; Но вам в удел природа отвела Брега бурливого Эолова владенья: Конечно, нет совсем у ней о вас раденья". "Ты очень жалостлив, - сказала Трость, в ответ, - Однако не крушись: мне столько худа нет. Не за себя я вихрей опасаюсь; Хоть я и гнусь, но не ломаюсь: Так бури мало мне вредят; Едва ль не более тебе они грозят! То правда, что еще доселе их свирепость Твою не одолела крепость И от ударов их ты не склонял лица; Но - подождем конца!" Едва лишь это Трость сказала, Вдруг мчится с северных сторон И с градом и с дождем шумящий аквилон. Дуб держится - к земле Тростиночка припала. Бушует ветер, удвоил силы он, Взревел - и вырвал с корнем вон Того, кто небесам главой своей касался И в области теней пятою упирался. 1805 МУЗЫКАНТЫ Сосед соседа звал откушать; Но умысел другой тут был: Хозяин музыку любил И заманил к себе соседа певчих слушать. Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова, И у кого что силы стало. В ушах у гостя затрещало И закружилась голова. "Помилуй ты меня, - сказал он с удивленьем, - Чем любоваться тут? Твой хор Горланит вздор!" "То правда, - отвечал хозяин с умиленьем, - Они немножечко дерут; Зато уж в рот хмельного не берут, И все с прекрасным неведеньем". А я скажу: по мне уж лучше пей, Да дело разумей. 1808 ВОРОНА И КУРИЦА Когда Смоленский Князь, Противу дерзости искусством воружась, Вандалам новым сеть поставил И на погибель им Москву оставил, Тогда все жители, и малый и большой, Часа не тратя, собралися И вон из стен московских поднялися, Как из улья пчелиный рой. Ворона с кровли тут на эту всю тревогу Спокойно, чистя нос, глядит. "А ты что ж, кумушка, в дорогу? - Ей с возу Курица кричит. - Ведь говорят, что у порогу Наш супостат". "Мне что до этого за дело? - Вещунья ей в ответ. - Я здесь останусь смело. Вот ваши сестры - как хотят; А ведь Ворон ни жарят, ни варят: Так мне с гостьми не мудрено ужиться, А может быть, еще удастся поживиться Сырком иль косточкой, иль чем-нибудь. Прощай, хохлаточка, счастливый путь!" Ворона подлинно осталась; Но вместо всех поживок ей, Как голодом морить Смоленский стал гостей - Она сама к ним в суп попалась. Так часто человек в расчетах слеп и глуп. За счастьем, кажется, ты по пятам несешься: А как на деле с ним сочтешься - Попался, как ворона в суп! 1812 ЛАРЧИК Случается нередко нам И труд и мудрость видеть там, Где стоит только догадаться За дело просто взяться. К кому-то принесли от мастера Ларец. Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался; Ну, всякий Ларчиком прекрасным любовался. Вот входит в комнату механики мудрец. Взглянув на Ларчик, он сказал: "Ларец с секретом. Так; он и без замка; А я берусь открыть; да, да, уверен в этом; Не смейтесь так исподтишка! Я отыщу секрет и Ларчик вам открою: В механике и я чего-нибудь да стою". Вот за Ларец принялся он: Вертит его со всех сторон И голову свою ломает; То гвоздик, то другой, то скобку пожимает. Тут, глядя на него, иной Качает головой; Те шепчутся, а те смеются меж собой. В ушах лишь только отдается: "Не тут, не так, не там!" Механик пуще рвется. Потел, потел; но, наконец, устал, От Ларчика отстал И, как открыть его, никак не догадался: А Ларчик просто открывался. 1807 ЛЯГУШКА И ВОЛ Лягушка, на лугу увидевши Вола, Затеяла сама в дородстве с ним сравняться: Она завистлива была. И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться. - "Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?" - Подруге говорит. "Нет, кумушка, далеко!" "Гляди же, как теперь раздуюсь я широко. Ну, каково? Пополнилась ли я?" - "Почти что ничего". "Ну, как теперь?" - "Все то ж". Пыхтела да пыхтела И кончила моя затейница на том, Что, не сравнявшися с Волом, С натуги лопнула и - околела. Пример такой на свете не один: И диво ли, когда жить хочет мещанин, Как именитый гражданин, А сошка мелкая - как знатный дворянин. 1807 РАЗБОРЧИВАЯ НЕВЕСТА Невеста-девушка смышляла жениха; Тут нет еще греха, Да вот что грех: она была спесива. Сыщи ей жениха, чтоб был хорош, умен, И в лентах, и в чести, и молод был бы он (Красавица была немножко прихотлива): Ну, чтобы все имел - кто ж может все иметь? Еще и то заметь. Чтобы любить ее, а ревновать не сметь. Хоть чудно, только так была она счастлива, Что женихи, как на отбор, Презнатные катили к ней на двор. Но в выборе ее и вкус и мысли тонки: Такие женихи другим невестам клад, А ей они на взгляд Не женихи, а женишонки! Ну, как ей выбирать из этих женихов? Тот не в чинах, другой без орденов; А тот бы и в чинах, да жаль, карманы пусты; То нос широк, то брови густы; Тут этак, там не так; Ну, не прийдет никто по мысли ей никак. Посмолкли женихи, годка два перепали; Другие новых свах заслали: Да только женихи середней уж руки. "Какие простаки! - Твердит красавица, - по них ли я невеста? Ну, право, их затеи не у места! И не таких я женихов С двора с поклоном проводила; Пойду ль я за кого из этих чудаков? Как будто б я себя замужством торопила, Мне жизнь девическа ничуть не тяжела: День весела, и ночь я, право, сплю спокойно: Так замуж кинуться ничуть мне не пристойно". Толпа и эта уплыла. Потом, отказы слыша те же, Уж стали женихи навертываться реже. Проходит год, Никто нейдет; Еще минул годок, еще уплыл год целой: К ней свах никто не шлет. Вот наша девушка уж стала девой зрелой. Зачнет считать своих подруг (А ей считать большой досуг): Та замужем давно, другую сговорили; Ее как будто позабыли. Закралась грусть в красавицыну грудь. Посмотришь: зеркало докладывать ей стало, Что каждый день, а что-нибудь Из прелестей ее лихое время крало. Сперва румянца нет; там живости в глазах; Умильны ямочки пропали на щеках; Веселость, резвости как будто ускользнули; Там волоска два-три седые проглянули: Беда со всех сторон! Бывало, без нее собранье не прелестно; От пленников ее вкруг ней бывало тесно; А ныне, ах! ее зовут уж на бостон! Вот тут спесивица переменяет тон. Рассудок ей велит замужством торопиться; Перестает она гордиться. Как косо на мужчин девица ни глядит, А сердце ей за нас всегда свое твердит. Чтоб в одиночестве не кончить веку, Красавица, пока совсем не отцвела, За первого, кто к ней присватался, пошла: И рада, рада уж была, Что вышла за калеку. 1805 ПАРНАС Когда из Греции вон выгнали богов И по мирянам их делить поместья стали, Кому-то и Парнас тогда отмежевали; Хозяин новый стал пасти на нем Ослов, Ослы, не знаю как-то знали, Что прежде Музы тут живали, И говорят: "Недаром нас Пригнали на Парнас: Знать, Музы свету надоели, И хочет он, чтоб мы здесь пели". "Смотрите же, - кричит один, - не унывай! Я затяну, а вы не отставай! Друзья, робеть не надо! Прославим наше стадо И громче девяти сестер Подымем музыку и свой составим хор! А чтобы нашего не сбили с толку братства, То заведем такой порядок мы у нас: Коль нет в чьем голосе ослиного приятства, Не принимать тех на Парнас". Одобрили Ослы ослово Красно-хитро-сплетенно слово: И новый хор певцов такую дичь занес, Как будто тронулся обоз, В котором тысяча немазаных колес. Но чем окончилось разно-красиво пенье? Хозяин, потеряв терпенье, Их всех загнал с Парнаса в хлев. Мне хочется, невеждам не во гнев, Весьма старинное напомнить мненье: Что если голова пуста, То голове ума не придадут места. 1808 ОРАКУЛ В каком-то капище был деревянный бог, И стал он говорить пророчески ответы И мудрые давать советы. За то, от головы до ног Обвешан и сребром и златом, Стоял в наряде пребогатом, Завален жертвами, мольбами заглушен И фимиамом задушен. В Оракула все верят слепо; Как вдруг, - о чудо, о позор! - Заговорил Оракул вздор: Стал отвечать нескладно и нелепо; И кто к нему зачем ни подойдет, Оракул наш что молвит, то соврет; Ну так, что всякий дивовался, Куда пророческий в нем дар девался! А дело в том, Что идол был пустой и саживались в нем Жрецы вещать мирянам. И так, Пока был умный жрец, кумир не путал врак; А как засел в него дурак, То идол стал болван болваном. Я слышал - правда ль? - будто встарь Судей таких видали, Которые весьма умны бывали, Пока у них был умный секретарь. 1807 РОЩА И ОГОНЬ С разбором выбирай друзей. Когда корысть себя личиной дружбы кроет, - Она тебе лишь яму роет. Чтоб эту истину понять еще ясней, Послушай басенки моей. Зимою Огонек под Рощей тлился; Как видно, тут он был дорожными забыт. Час от часу Огонь слабее становился; Дров новых нет; Огонь мой чуть горит И, видя свой конец, так Роще говорит: "Скажи мне, Роща дорогая! За что твоя так участь жестока, Что на тебе не видно ни листка И мерзнешь ты совсем нагая?" - "Затем, что, вся в снегу, Зимой ни зеленеть, ни цвесть я не могу", - Огню так Роща отвечает. "Безделица! - Огонь ей продолжает, - Лишь подружись со мной; тебе я помогу. Я солнцев брат и зимнею порою Чудес не меньше солнца строю. Спроси в теплицах об Огне: Зимой, когда кругом и снег и вьюга веет, Там всё или цветет, иль зреет: А всё за всё спасибо мне. Хвалить себя хоть не пристало, И хвастовства я не люблю, Но солнцу в силе я никак не уступлю, Как здесь оно спесиво ни блистало, Но без вреда снегам спустилось на ночлег; А около меня, смотри, как тает снег, Так если зеленеть желаешь ты зимою, Как летом и весною, Дай у себя мне уголок!" Вот дело слажено: уж в Роще Огонек Становится Огнем; Огонь не дремлет: Бежит по ветвям, по сучкам; Клубами черный дым несется к облакам, И пламя лютое всю Рощу вдруг объемлет. Погибло все вконец, - и там, где в знойны дни! Прохожий находил убежище в тени, Лишь обгорелые пеньки стоят одни. И нечему дивиться: Как дереву с огнем дружиться? 1809 ВОЛК И ЯГНЕНОК У сильного всегда бессильный виноват: Тому в Истории мы тьму примеров слышим, Но мы Истории не пишем; А вот о том как в Баснях говорят. Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться И надобно ж беде случиться, Что около тех мест голодный рыскал Волк. Ягненка видит он, на д_о_бычу стремится; Но, делу дать хотя законный вид и толк, Кричит: "Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом Здесь чистое мутить питье Мое С песком и с илом? За дерзость такову Я голову с тебя сорву". "Когда светлейший Волк позволит, Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью От Светлости его шагов я на сто пью; И гневаться напрасно он изволит: Питья мутить ему никак я не могу". "Поэтому я лгу! Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете! Да помнится, что ты еще в запрошлом лете Мне здесь же как-то нагрубил: Я этого, приятель, не забыл!" "Помилуй, мне еще и от роду нет году", - Ягненок говорит. "Так это был твой брат". "Нет братьев у меня". - "Так это кум иль сват О, словом, кто-нибудь из вашего же роду. Вы сами, ваши псы и ваши пастухи, Вы все мне зла хотите, И если можете, то мне всегда вредите, Но я с тобой за их разведаюсь грехи". "Ах, я чем виноват?" - "Молчи! устал я слушать, Досуг мне разбирать вины твои, щенок! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать", Сказал и в темный лес Ягненка поволок. 1808 ОБЕЗЬЯНЫ Когда перенимать с умом, тогда не чудо И пользу от того сыскать; А без ума перенимать, И боже сохрани, как худо! Я приведу пример тому из дальних стран, Кто Обезьян видал, те знают, Как жадно всё они перенимают. Так в Африке, где много Обезьян, Их стая целая сидела По сучьям, по ветвям на дереве густом И на ловца украдкою глядела, Как по траве в сетях катался он кругом. Подруга каждая тут тихо толк подругу, И шепчут все друг другу: "Смотрите-ка на удальца; Затеям у него так, право, нет конца: То кувыркнется, То развернется, То весь в комок Он так сберется, Что не видать ни рук, ни ног. Уж мы ль на все не мастерицы, А этого у нас искусства не видать! Красавицы сестрицы! Не худо бы нам это перенять. Он, кажется, себя довольно позабавил; Авось уйдет, тогда мы тотчас..." Глядь, Он подлинно ушел и сети им оставил. "Что ж, - говорят они, - и время нам терять? Пойдем-ка попытаться!" Красавицы сошли. Для дорогих гостей Разостлано внизу премножество сетей. Ну в них они кувыркаться, кататься, И кутаться, и завиваться; Кричат, визжат - веселье хоть куда! Да вот беда, Когда пришло из сети выдираться! Хозяин между тем стерег И, видя, что пора, идет к гостям с мешками. Они, чтоб наутек, Да уж никто распутаться не мог: И всех их побрали руками. 1808 СИНИЦА Синица на море пустилась: Она хвалилась, Что хочет море сжечь. Расславилась тотчас о том по свету речь. Страх обнял жителей Нептуновой столицы; Летят стадами птицы; А звери из лесов сбегаются смотреть, Как будет Океан и жарко ли гореть. И даже, говорят, на слух молвы крылатой, Охотники таскаться по пирам Из первых с ложками явились к берегам, Чтоб похлебать ухи такой богатой, Какой-де откупщик и самый тороватый Не давывал секретарям. Толпятся: чуду всяк заранее дивится, Молчит и, на море глаза уставя, ждет; Лишь изредка иной шепнет: "Вот закипит, вот тотчас загорится!" Не тут-то: море не горит. Кипит ли хоть? и не кипит. И чем же кончились затеи величавы? Синица со стыдом всвояси уплыла; Наделала Синица славы, А море не зажгла. Примолвить к речи здесь годится, Но ничьего не трогая лица: Что делом, не сведя конца, Не надобно хвалиться. 1811 ОСЕЛ Когда вселенную Юпитер населял И заводил различных тварей племя, То и Осел тогда на свет попал. Но с умыслу ль, или, имея дел беремя, В такое хлопотливо время Тучегонитель оплошал: А вылился Осел почти как белка мал. Осла никто почти не примечал, Хоть в спеси никому Осел не уступал. Ослу хотелось бы повеличаться, Но чем? имея рост такой, И в свете стыдно показаться. Пристал к Юпитеру Осел спесивый мой И росту стал просить большого. "Помилуй, - говорит, - как можно это снесть? Львам, барсам и слонам везде такая честь; Притом, с великого и до меньшого, Всё речь о них лишь да о них; За чт_о_ ж к Ослам ты столько лих, Что им честей нет никаких, И об Ослах никто ни слова? А если б ростом я с теленка только был, То спеси бы со львов и с барсов я посбил, И весь бы свет о мне заговорил". Что день, то снова Осел мой то ж Зевесу пел; И до того он надоел, Что, наконец, моления Ослова Послушался Зевес. И стал Осел скотиной превеликой; А сверх того ему такой дан голос дикой, Что мой ушастый Геркулес Пораспугал было весь лес. "Чт_о_ то за зверь? какого роду? Чай, он зубаст; рогов, чай, нет числа?" Ну только и речей пошло, что про Осла. Но чем все кончилось? Не минуло и году, Как все узнали, кто Осел: Осел мой глупостью в пословицу вошел. И на Осле уж возят воду. В породе и в чинах высокость хороша: Но что в ней прибыли, когда низка душа? 1815 МАРТЫШКА И ОЧКИ Мартышка к старости слаба глазами стала; А у людей она слыхала, Что это зло еще не так большой руки: Лишь стоит завести Очки, Очков с полдюжины себе она достала; Вертит Очками так и сяк: То к темю их прижмет, то их на хвост нанижет, То их понюхает, то их полижет; Очки не действуют никак. "Тьфу пропасть! - говорит она, - и тот дурак, Кто слушает людских всех врак: Всё про Очки лишь мне налгали; А проку на волос нет в них". Мартышка тут с досады и с печали О камень так хватила их, Что только брызги засверкали. К несчастью, то ж бывает у людей: Как ни полезна вещь, - иены не зная ей, Невежда про нее свой толк все к худу клонит; А ежели невежда познатней, Так он ее еще и гонит. 1815 ДВА ГОЛУБЯ Два Голубя как два родные брата жили, Друг без друга они не ели и не пили; Где видишь одного, другой уж, верно, там; И радость и печаль, все было пополам. Не видели они, как время пролетало; Бывало грустно им, а скучно не бывало. Ну, кажется, куда б хотеть Или от милой, иль от друга? Нет, вздумал странствовать один из их - лететь Увидеть, осмотреть Диковинки земного круга, Ложь с истиной сличить, поверить быль с молвой, "Куда ты? - говорит сквозь слез ему другой; - Что пользы по свету таскаться? Иль с другом хочешь ты расстаться? Бессовестный! когда меня тебе не жаль, Так вспомни хищных птиц, силки, грозы ужасны, И все, чем странствия опасны! Хоть подожди весны лететь в такую даль: Уж я тебя тогда удерживать не буду. Теперь еще и корм и скуден так, и мал; Да, чу! и ворон прокричал: Ведь это, верно, к худу. Останься дома, милый мой, Ну, нам ведь весело с тобой! Куда ж еще тебе лететь, не разумею; А я так без тебя совсем осиротею. Силки, да коршуны, да громы только мне Казаться будут и во сне; Все стану над тобой бояться я несчастья: Чуть тучка лишь над головой, Я буду говорить: ах! где-то братец мой? Здоров ли, сыт ли он, укрыт ли от ненастья!" Растрогала речь эта Голубка; Жаль братца, да лететь охота велика: Она и рассуждать и чувствовать мешает. "Не плачь, мой милый, - так он друга утешает, - Я на три дня с тобой, не больше, разлучусь. Все наскоро в пути замечу на полете, И, осмотрев, что есть диковинней на свете, Под крылышко к дружку назад я ворочусь. Тогда-то будет нам о чем повесть словечко! Я вспомню каждый час и каждое местечко; Все расскажу: дела ль, обычай ли какой, Иль где какое видел диво. Ты, слушая меня, представишь все так живо, Как будто б сам летал ты по свету со мной". Тут - делать нечего - друзья поцеловались, Простились и расстались. Вот странник наш летит; вдруг встречу дождь и гром; Под ним, как океан, синеет степь кругом. Где деться? К счастью, дуб сухой в глаза попался; Кой-как угнездился, прижался К нему наш Голубок; Но ни от ветру он укрыться тут не мог, Ни от дождя спастись: весь вымок и продрог. Утих помалу гром. Чуть солнце просияло, Желанье позывать бедняжку дале стало. Встряхнулся и летит, - летит и видит он: В заглушьи под леском рассыпана пшеничка. Спустился - в сети тут попалась наша птичка! Беды со всех сторон! Трепещется он, рвется, бьется; По счастью, сеть стара: кой-как ее прорвал, Лишь ножку вывихнул да крылышко помял! Но не до них: он прочь без памяти несется. Вот пуще той беды беда над головой! Отколь ни взялся ястреб злой; Невзвидел света Голубь мой! От ястреба из сил последних машет. Ах, силы вкоротке! совсем истощены! Уж когти хищные над ним распущены; Уж холодом в него с широких крыльев пашет. Тогда орел, с небес направя свой полет, Ударил в ястреба всей силой - И хищник хищнику достался на обед. Меж тем наш Голубь милой, Вниз камнем ринувшись, прижался под плетнем. Но тем еще не кончилось на нем: Одна беда всегда другую накликает. Ребенок, черепком наметя в Голубка, - Сей возраст жалости не знает, - Швырнул и раскроил висок у бедняка. Тогда-то странник наш, с разбитой головою, С попорченным крылом, с повихнутой ногою, Кляня охоту видеть свет, Поплелся кое-как домой без новых бед. Счастлив еще: его там дружба ожидает! К отраде он своей, Услуги, лекаря и помощь видит в ней; С ней скоро все беды и горе забывает. О вы, которые объехать свет вокруг Желанием горите! Вы эту басенку прочтите, И в дальний путь такой пускайтеся не вдруг. Что б ни сулило вам воображенье ваше; Но, верьте, той земли не сыщете вы краше, Где ваша милая, иль где живет ваш друг. 1809 ЧЕРВОНЕЦ Полезно ль просвещенье? Полезно, слова нет о том. Но просвещением зовем Мы часто роскоши прельщенье И даже нравов развращенье; Так надобно гораздо разбирать, Как станешь грубости кору с людей сдирать, Чтоб с ней и добрых свойств у них не растерять, Чтоб не ослабить дух их, не испортить нравы, Не разлучить их с простотой И, давши только блеск пустой, Бесславья не навлечь им вместо славы. Об этой истине святой Преважных бы речей на целу книгу стало; Да важно говорить не всякому пристало: Так с шуткой пополам Я басней доказать ее намерен вам. Мужик, простак, каких везде немало, Нашел червонец на земли. Червонец был запачкан и в пыли; Однако ж пятаков пригоршни трои Червонца на обмен крестьянину дают. "Постой же, - думает мужик, - дадут мне вдвое; Придумал кой-что я такое, Что у меня его с руками оторвут". Тут, взяв песку, дресвы и мелу И натолокши кирпича, Мужик мой приступает к делу. И со всего плеча Червонец о кирпич он точит, Дресвой дерет, Песком и мелом трет; Ну, словом, так, как жар, его поставить хочет, И подлинно, как жар, Червонец заиграл: Да только стало В нем весу мало, И цену прежнюю Червонец потерял. 1811 ТРОЕЖЕНЕЦ Какой-то греховодник Женился от живой жены еще на двух. Лишь до Царя о том донесся слух (А Царь был строг и не охотник Таким соблазнам потакать), Он Многоженца вмиг велел под суд отдать И выдумать ему такое наказанье, Чтоб в страх привесть народ И покуситься бы никто не мог вперед На столь большое злодеянье: "А коль увижу-де, что казнь ему мала, Повешу тут же всех судей вокруг стола". Судьям худые шутки: В холодный пот кидает их боязнь. Судьи толкуют трои сутки, Какую б выдумать преступнику им казнь. Их есть и тысячи; но опытами знают, Что все они людей от зла не отучают. Однако ж, наконец, их надоумил бог. Преступник призван в суд для объявленья Судейского решенья, Которым, с общего сужденья, Приговорили: жен отдать ему всех трех. Народ суду такому изумился И ждал, что Царь велит повесить всех судей; Но не прошло чет_ы_рех дней, Как Троеженец удавился; И этот приговор такой наделал страх, Что с той поры на трех женах Никто в том царстве не женился. 1814 ОРЕЛ И КУРЫ Желая светлым днем вполне налюбоваться. Орел поднебесью летал И там гулял, Где молнии родятся. Спустившись, наконец, из облачных вышин, Царь-птица отдыхать садится на овин. Хоть это для Орла насесток незавидный, Но у Царей свои причуды есть: Быть может, он хотел овину сделать честь, Иль не было вблизи, ему по чину сесть, Ни дуба, ни скалы гранитной; Не знаю, чт_о_ за мысль, но только что Орел Немного посидел И тут же на другой овин перелетел. Увидя то, хохлатая наседка Толкует так с своей кумой: "За чт_о_ Орлы в чести такой? Неужли за полет, голубушка-соседка? Ну, право, если захочу, С овина на овин и я перелечу. Не будем же вперед такие дуры, Чтоб почитать Орлов знатнее нас. Не больше нашего у них ни ног, ни глаз; Да ты же видела сейчас, Что п_о_низу они летают так, как куры". Орел ответствует, наскуча вздором тем: "Ты права, только не совсем. Орлам случается и ниже кур спускаться: Но курам никогда до облак не подняться!" Когда таланты судишь ты, - Считать их слабости трудов не трать напрасно, Но, чувствуя, что в них и сильно, и прекрасно, Умей различны их постигнуть высоты. 1808 ЛЯГУШКИ, ПРОСЯЩИЕ ЦАРЯ Лягушкам стало не угодно Правление народно, И показалось им совсем не благородно Без службы и на воле жить. Чтоб горю пособить, То стали у богов Царя они просить. Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно. На сей, однако ж, раз послушал их Зевес: Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес, И плотно так он треснулся на царство, Что ходенем пошло трясинно государство: Со всех Лягушки ног В испуге пометались, Кто как успел, куда кто мог, И шепотом Царю по кельям дивовались. И подлинно, что Царь на диво был им дан: Не суетлив, не вертопрашек, Степенен, молчалив и важен; Дородством, ростом великан, Ну, посмотреть, так это чудо! Одно в Царе лишь было худо: Царь этот был осиновый чурбан. Сначала, чтя его особу превысоку, Не смеет подступить из подданных никто: Со страхом на него глядят они, и то Украдкой, издали, сквозь аир и осоку; Но так как в свете чуда нет, К которому б не пригляделся свет, То и они сперва от страху отдохнули, Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули: Сперва перед Царем ничком; А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком, Дай попытаться сесть с ним рядом; А там, которые еще поудалей, К Царю садятся уж и задом. Царь терпит все по милости своей. Немного погодя, посмотришь, кто захочет, Тот на него и вскочит. В три дня наскучило с таким Царем житье. Лягушки новое челобитье, Чтоб им Юпитер в их болотную державу Дал подлинно Царя на славу! Молитвам теплым их внемля, Послал Юпитер к ним на царство Журавля, Царь этот не чурбан, совсем иного нраву: Не любит баловать народа своего; Он виноватых ест: а на суде его Нет правых никого; Зато уж у него, Чт_о_ завтрак, чт_о_ обед, чт_о_ ужин, то расправа. На жителей болот Приходит черный год. В Лягушках каждый день великий недочет. С утра до вечера их Царь по царству ходит И всякого, кого ни встретит он, Тотчас засудит и - проглотит. Вот пуще прежнего и кваканье и стон, Чтоб им Юпитер снова Пожаловал Царя инова; Что нынешний их Царь глотает их, как мух; Что даже им нельзя (как это ни ужасно!) Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно; Что, наконец, их Царь тошнее им засух. "Почт_о_ ж вы прежде жить счастливо не умели? Не мне ль, безумные, - вещал им с неба глас, - Покоя не было от вас? Не вы ли о Царе мне уши прошумели? Вам дан был Царь? - так тот был слишком тих: Вы взбунтовались в вашей луже, Другой вам дан - так этот очень лих: Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!" 1809 ЛЕВ И БАРС Когда-то, в старину, Лев с Барсом вел предолгую войну За спорные леса, за дебри, за вертепы. Судиться по правам - не тот у них был нрав; Да сильные ж в правах бывают часто слепы. У них на это свой устав: Кто одолеет, тот и прав. Однако, наконец, не вечно ж драться - И когти притупятся: Герои по правам решились разобраться; Намерились дела военны прекратить, Окончить все раздоры, Потом, как водится, мир вечный заключить До первой ссоры. "Назначим же скорей Мы от себя секретарей, - Льву предлагает Барс, - и как их ум рассудит, Пусть так и будет. Я, например, к тому определю Кота: Зверек хоть неказист, да совесть в нем чиста; А ты Осла назначь: он знатного же чина, И, к слову молвить здесь, Куда он у тебя завидная скотина! Поверь, как другу, мне: совет и двор твой весь Его копытца вряд ли стоят. Положимся ж на том, На чем С моим Котишком он устроит". И Лев мысль Барса утвердил Без спору; Но только не Осла, Лисицу нарядил Он от себя для этого разбору, Примолвя про себя (как видно, знал он свет): "Кого нам хвалит враг, в том, верно, проку нет". 1815 ВЕЛЬМОЖА И ФИЛОСОФ Вельможа, в праздный час толкуя с Мудрецом О тот о сем, "Скажи мне, - говорит, - ты свет довольно знаешь, И будто в книге, ты в сердцах людей читаешь: Как это, чт_о_ мы ни начнем, Суды ли, общества ль учены заведем, Едва успеем оглянуться, Как первые невежи тут вотрутся? Ужли от них совсем лекарства нет?" "Не думаю, - сказал Мудрец в ответ, - И с обществами та ж судьба (сказать меж нами), Что с деревянными домами". - "Как?" - "Так же: я вот свой достроил сими днями; Хозяева в него еще не вобрались, А уж сверчки давно в нем завелись". 1814-1815 МОР ЗВЕРЕЙ Лютейший бич небес, природы ужас - мор Свирепствует в лесах. Уныли звери; В ад распахнулись настежь двери: Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор; Везде разметаны ее свирепства жертвы, - Неумолимая, как сено, косит их, А те, которые в живых, Смерть видя на носу, чуть бродят полумертвы: Перевернул совсем их страх; Те ж звери, да не те в великих столь бедах: Не давит волк овец и смирен, как монах; Мир курам дав, лиса постится в подземелье: Им и еда на ум нейдет. С голубкой голубь врознь живет, Любви в помине больше нет: А без любви какое уж веселье? В сем горе на совет зверей сзывает Лев. Тащатся шаг за шаг, чуть держатся в них души. Сбрелись и в тишине, царя вокруг обсев, Уставили глаза и приложили уши. "О други! - начал Лев, - по множеству грехов Подпали мы под сильный гнев богов, Так тот из нас, кто всех виновен боле, Пускай по доброй воле Отдаст себя на жертву им! Быть может, что богам мы этим угодим, И теплое усердье нашей веры Смягчит жестокость гнева их. Кому не ведомо из вас, друзей моих, Что добровольных жертв таких Бывали многие в истории примеры? Итак, смиря свой дух, Пусть исповедует здесь всякий вслух, В чем погрешил когда он вольно иль невольно. Покаемся, мои друзья! Ох, признаюсь - хоть это мне и больно, - Не прав и я! Овечек бедненьких - за что? - совсем безвинно Дирал бесчинно; А иногда, - кто без греха? - Случалось, драл и пастуха: И в жертву предаюсь охотно. Но лучше б нам сперва всем вместе перечесть Свои грехи: на ком их боле есть, - Того бы в жертву и принесть, И было бы богам то более угодно". "О царь наш, добрый царь! От лишней доброты, - Лисица говорит, - в грех это ставишь ты. Коль робкой совести во всем мы станем слушать, То прийдет с голоду пропасть нам наконец; Притом же, наш отец! Поверь, что это честь большая для овец, Когда ты их изволишь кушать. А что до пастухов, мы все здесь бьем челом: Их чаще так учить - им это поделом. Бесхвостый этот род лишь глупой спесью дышит, И нашими себя везде царями пишет". Окончила Лиса; за ней на тот же лад Льстецы Льву то же говорят, И всякий доказать спешит наперехват, Что даже не в чем Льву просить и отпущенья. За Львом Медведь, и Тигр, и Волки в свой черед Во весь народ Поведали свои смиренно погрешенья; Но их безбожных самых дел Никто и шевелить не смел. И все, кто были тут богаты Иль когтем, иль зубком, те вышли вон Со всех сторон Не только правы, чуть не святы. В свой ряд смиренный Вол им так мычит: "И мы Грешны. Тому лет пять, когда зимой кормы Нам были худы, На грех меня лукавый натолкнул: Ни от кого себе найти не могши ссуды, Из стога у попа я клок сенца стянул". При сих словах поднялся шум и толки; Кричат Медведи, Тигры, Волки: "Смотри, злодей какой! Чужое сено есть! Ну, диво ли, что боги За беззаконие его к нам столько строги? Его, бесчинника, с рогатой головой, Его принесть богам за все его проказы, Чтоб и тел_а_ нам спасть и нравы от заразы! Так, по его грехам, у нас и мор такой!" Приговорили - И на костер Вола взвалили. И в людях так же говорят: Кто посмирней, так тот и виноват. 1809 СОБАЧЬЯ ДРУЖБА У кухни под окном На солнышке Полкан с Барбосом, лежа, грелись. Хоть у ворот перед двором Пристойнее б стеречь им было дом; Но как они уж понаелись - И вежливые ж псы притом Ни на кого не лают днем - Так рассуждать они пустилися вдвоем О всякой всячине: о их собачьей службе, О худе, о добре и, наконец, о дружбе. "Что может, - говорит Полкан, - приятней быть, Как с другом сердце к сердцу жить; Во всем оказывать взаимную услугу; Не спить без друга и не съесть, Стоять горой за дружню шерсть, И, наконец, в глаза глядеть друг другу, Чтоб только улучить счастливый час, Нельзя ли друга чем потешить, позабавить И в дружней счастье все свое блаженство ставить! Вот если б, например, с тобой у нас Такая дружба завелась: Скажу я смело, Мы б и не видели, как время бы летело", "А что же? это дело! - Барбос ответствует ему. - Давно, Полканушка, мне больно самому. Что, бывши одного двора с тобой собаки, Мы дня не проживем без драки; И из чего? Спасибо господам: Ни голодно, ни тесно нам! Притом же, право, стыдно: Пес дружества слывет примером с давних дней, А дружбы между псов, как будто меж людей, Почти совсем не видно". - "Явим же в ней пример мы в наши времена! - Вскричал Полкан, - дай лапу!" - "Вот она!" И новые друзья ну обниматься, Ну целоваться; Не знают с радости, к кому и приравняться: "Орест мой!" - "Мой Пилад!" Прочь свары, зависть, злость! Тут повар на беду из кухни кинул кость. Вот новые друзья к ней взапуски несутся: Где делся и совет и лад? С Пиладом мой Орест грызутся, - Лишь только клочья вверх летят: Насилу, наконец, их розлили водою. Свет полон дружбою такою. Про нынешних друзей льзя молвить, не греша, Что в дружбе все они едва ль не одинаки: Послушать, кажется, одна у них душа, - А только кинь им кость, так что твои собаки! 1815 РАЗДЕЛ Имея общий дом и общую контору, Какие-то честн_ы_е торгаши Наторговали денег гору; Окончили торги и делят барыши. Но в дележе когда без спору? Заводят шум они за деньги, за товар, - Как вдруг кричат, что в доме их пожар. "Скорей, скорей спасайте Товары вы и дом!" Кричит один из них: "Ступайте, А счеты после мы сведем!" "Мне только тысячу мою сперва додайте, - Шумит другой, - Я с места не сойду долой". - "Мне две не додано, а вот тут счеты ясны", - Еще один кричит. "Нет, нет, мы не согласны! Да как, за что, и почему!" Забывши, что пожар в дому, Проказники тут до того шумели, Что захватило их в дыму, И все они со всем добром своим сгорели. В делах, которые гораздо поважней, Нередко от того погибель всем бывает, Что чем бы общую беду встречать дружней. Всяк споры затевает О выгоде своей. 1812 БОЧКА Приятель своего приятеля просил, Чтоб Бочкою его дни на три он ссудил. Услуга в дружбе - вещь святая! Вот, если б дело шло о деньгах, речь иная: Тут дружба в сторону, и можно б отказать, - А Бочки для чего не дать? Как возвратилася она, тогда опять Возить в ней стали воду. И все бы хороню, да худо только в том: Та Бочка для вина брана откупщиком, И настоялась так в два дни она вином, Что винный дух пошел от ней во всем: Квас, пиво ли сварят, ну даже и в съестном. Хозяин бился с ней близ году: То выпарит, то ей проветриться дает; Но чем ту Бочку не нальет, А винный дух все вон нейдет, И с Бочкой, наконец, он принужден расстаться. Старайтесь не забыть, отцы, вы басни сей: Ученьем вредным с юных дней Нам стоит раз лишь напитаться, А там во всех твоих поступках и делах, Каков ни будь ты на словах, А все им будешь отзываться. 1814-1815 ВОЛК НА ПСАРНЕ Волк ночью, думая залезть в овчарню, Попал на псарню. Поднялся вдруг весь псарный двор - Почуя серого так близко забияку, Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку; Псари кричат: "Ахти, ребята, вор!" И вмиг ворота на запор; В минуту псарня стала адом. Бегут: иной с дубьем, Иной с ружьем. "Огня! - кричат, - огня!" Пришли с огнем. Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом, Зубами щелкая и ощетиня шерсть, Глазами, кажется, хотел бы всех он сесть; Но, видя то, что тут не перед стадом, И что приходит наконец Ему рассчесться за овец, - Пустился мой хитрец В переговоры И начал так: "Друзья! К чему весь этот шум? Я, ваш старинный сват и кум, Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры; Забудем прошлое, уставим общий лад! А я не только впредь не трону здешних стад, Но сам за них с другими грызться рад И волчьей клятвой утверждаю, Что я..." - "Послушай-ка, сосед, - Тут ловчий перервал в ответ, - Ты сер, а я, приятель, сед, И волчью вашу я давно натуру знаю; А потому обычай мой: С волками иначе не делать мировой, Как снявши шкуру с них долой". И тут же выпустил на Волка гончих стаю. 1812 РУЧЕЙ Пастух у ручейка пел жалобно, в тоске, Свою беду и свой урон невозвратимый: Ягненок у него любимый Недавно утонул в реке. Услыша пастуха, Ручей журчит сердито: "Река несытая! что, если б дно твое Так было, как мое, Для всех и ясно и открыто И всякий видел бы на тинистом сем дне Все жертвы, кои ты столь алчно проглотила? Я, чай бы, со стыда ты землю сквозь прорыла И в темных пропастях себя сокрыла. Мне кажется, когда бы мне Дала судьба обильные столь воды, Я, украшеньем став природы, Не сделал курице бы зла: Как осторожно бы вода моя текла И мимо хижинки и каждого кусточка! Благословляли бы меня лишь берега, И я бы освежал долины и луга. Но с них бы не унес листочка. Ну, словом, делая путем моим добро, Не приключа нигде ни бед, ни горя, Вода моя до самого бы моря Так докатилася чиста, как серебро". Так говорил Ручей, так думал в самом деле. И что ж? Не минуло недели, Как туча ливная над ближнею горой Рассеялась: Богатством вод Ручей сравнялся вдруг с рекой; Но, ах! куда в Ручье смиренность делась? Ручей из берегов бьет мутною водой, Кипит, ревет, крутит нечисту пену в клубы, Столетние валяет дубы, Лишь трески слышны вдалеке; И самый тот пастух, за коего реке Пенял недавно он таким кудрявым складом, Погиб со всем своим в нем стадом, А хижины его пропали и следы. Как много ручейков текут так смирно, гладко И так журчат для сердца сладко, Лишь только оттого, что мало в них воды! 1811 ЛИСИЦА И СУРОК "Куда так, кумушка, бежишь ты без оглядки?" - Лисицу спрашивал Сурок. "Ох, мой голубчик-куманек! Терплю напраслину и выслана за взятки. Ты знаешь, я была в курятнике судьей, Утратила в делах здоровье и покой, В трудах куска не доедала, Ночей не досыпала: И я ж за то под гнев подпала; А все по клеветам. Ну, сам подумай ты: Кто ж будет в мире прав, коль слушать клеветы? Мне взятки брать? да разве я взбешуся! Ну, видывал ли ты, я на тебя пошлюся, Чтоб этому была причастна я греху? Подумай, вспомни хорошенько". "Нет, кумушка; а видывал частенько, Что рыльце у тебя в пуху". Иной при месте так вздыхает, Как будто рубль последний доживает: И подлинно, весь город знает, Что у него ни за собой, Ни за женой, - А смотришь, помаленьку То домик выстроит, то купит деревеньку. Теперь, как у него приход с расходом свесть, Хоть по суду и не докажешь, Но как не согрешишь, не скажешь: Что у него пушок на рыльце есть. 1813 ПРОХОЖИЕ И СОБАКИ Шли два приятеля вечернею порой И дельный разговор вели между собой, Как вдруг из подворотни Дворняжка тявкнула на них; За ней другая, там еще две-три, и вмиг Со всех дворов Собак сбежалося с полсотни. Один было уже Прохожий камень взял. "И, полно, братец! - тут другой ему сказал, - Собак ты не уймешь от лаю, Лишь пуще всю раздразнишь стаю; Пойдем вперед: я их натуру лучше знаю". И подлинно, прошли шагов десятков пять, Собаки начали помалу затихать, И стало, наконец, совсем их не слыхать. Завистники, на что ни взглянут, Подымут вечно лай; А ты себе своей дорогою ступай: Полают, да отстанут. 1813-1814 СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ Попрыгунья Стрекоза Лето красное пропела; Оглянуться не успела, Как зима катит в глаза. Помертвело чисто поле; Нет уж дней тех светлых боле, Как под каждым ей листком Был готов и стол и дом. Все прошло: с зимой холодной Нужда, голод настает; Стрекоза уж не поет: И кому же в ум пойдет На желудок петь голодный! Злой тоской удручена, К Муравью ползет она: "Не оставь меня, кум милой! Дай ты мне собраться с силой И до вешних только дней Прокорми и обогрей!" "Кумушка, мне странно это: Да работала ль ты в лето?" - Говорит ей Муравей. "До того ль, голубчик, было? В мягких муравах у нас Песни, резвость всякий час, Так, что голову вскружило". "А, так ты..." - "Я без души Лето целое все пела". "Ты все пела? это дело: Так поди же, попляши!" 1808 ЛЖЕЦ Из дальних странствий возвратись, Какой-то дворянин (а может быть, и князь), С приятелем своим пешком гуляя в поле, Расхвастался о том, где он бывал, И к былям небылиц без счету прилыгал. "Нет, - говорит, - что я видал, Того уж не увижу боле. Что здесь у вас за край? То холодно, то очень жарко, То солнце спрячется, то светит слишком ярко. Вот там-то прямо рай! И вспомнишь, так душе отрада! Ни шуб, ни свеч совсем не надо: Не знаешь век, что есть ночная тень, И круглый божий год все видишь майский день. Никто там ни садит, ни сеет: А если б посмотрел, что там растет и зреет! Вот в Риме, например, я видел огурец: Ах, мой творец! И по сию не вспомнюсь пору! Поверишь ли? ну, право, был он с гору". "Что за диковина! - приятель отвечал, - На свете чудеса рассеяны повсюду; Да не везде их всякий примечал. Мы сами вот теперь подходим к чуду, Какого ты нигде, конечно, не встречал, И я в том спорить буду. Вон, видишь ли через реку тот мост, Куда нам путь лежит? Он с виду хоть и прост, А свойство чудное имеет: Лжец ни один у нас по нем пройти не смеет; До половины не дойдет - Провалится и в воду упадет; Но кто не лжет, Ступай по нем, пожалуй, хоть в карете". "А какова у вас река?" "Да не мелка. Так, видишь ли, мой друг, чего-то нет на свете! Хоть римский огурец велик, нет спору в том, Ведь с гору, кажется, ты так сказал о нем?" "Гора хоть не гора, но, право, будет с дом". "Поверить трудно! Однако ж как ни чудно, А все чуден и мост, по коем мы пойдем, Что он Лжеца никак не подымает; И нынешней еще весной С него обрушились (весь город это знает) Два журналиста да портной. Бесспорно, огурец и с дом величиной Диковинка, коль это справедливо". Ну, не такое еще диво; Ведь надо знать, как вещи есть: Не думай, что везде по-нашему хоромы; Что там за домы: В один двоим за нужду влезть, И то ни стать, ни сесть!" "Пусть так, но все признаться должно, Что огурец не грех за диво счесть, В котором двум усесться можно. Однако ж мост-ат наш каков, Что Лгун не сделает на нем пяти шагов, Как тотчас в воду! Хоть римский твой и чуден огурец..." "Послушай-ка, - тут перервал мой Лжец, - Чем на мост нам идти, поищем лучше броду", 1811 ОРЕЛ И ПЧЕЛА Счастлив, кто на чреде трудится знаменитой: Ему и то уж силы придает, Что подвигов его свидетель целый свет. Но сколь и тот почтен, кто, в низости сокрытый, За все труды, за весь потерянный покой, Ни славою, ни почестьми не льстится, И мыслью оживлен одной: Что к пользе общей он трудится. Увидя, как Пчела хлопочет вкруг цветка, Сказал Орел однажды ей с презреньем: "Как ты, бедняжка, мне жалка, Со всей твоей работой и с уменьем! Вас в улье тысячи всё лето лепят сот: Да кто же после разберет И отличит твои работы? Я, право, не пойму охоты: Трудиться целый век, и что ж иметь в виду?.. Безвестной умереть со всеми наряду! Какая разница меж нами! Когда, расширяся шумящими крылами, Ношуся я под облаками, То всюду рассеваю страх: Не смеют от земли пернатые подняться, Не дремлют пастухи при тучных их стадах; Ни лани быстрые не смеют на полях, Меня завидя, показаться". Пчела ответствует: "Тебе хвала и честь! Да продлит над тобой Зевес свои щедроты! А я, родясь труды для общей пользы несть, Не отличать ищу свои работы, Но утешаюсь тем, на наши смотря соты, Что в них и моего хоть капля меду есть". 1811 ЗАЯЦ НА ЛОВЛЕ Большой собравшися гурьбой, Медведя звери изловили; На чистом поле задавили - И делят меж собой, Кто чт_о_ себе достанет. А Заяц за ушко медвежье тут же тянет. "Ба, ты, косой, - Кричат ему, - пожаловал отколе? Тебя никто на ловле не видал". "Вот, братцы! - Заяц отвечал, - Да из лесу-то кто ж, - всё я его пугал И к вам поставил прямо в поле Сердечного дружка?" Такое хвастовство хоть слишком было явно, Но показалось так забавно, Что Зайцу дан клочок медвежьего ушка. Над хвастунами хоть смеются, А часто в дележе им доли достаются. 1813 ЩУКА И КОТ Беда, коль пироги начнет печи сапожник, А сапоги тачать пирожник, И дело не пойдет на лад. Да и примечено стократ, Что кто за ремесло чужое браться любит. Тот завсегда других упрямей и вздорней; Он лучше дело все погубит И рад скорей Посмешищем стать света, Чем у честных и знающих людей Спросить иль выслушать разумного совета. Зубастой Щуке в мысль пришло За кошачье приняться ремесло. Не знаю: завистью ль ее лукавый мучил, Иль, может быть, ей рыбный стол наскучил? Но только вздумала Кота она просить, Чтоб взял ее с собой он на охоту, Мышей в анбаре половить. "Да, полно, знаешь ли ты эту, свет, работу? - Стал Щуке Васька говорить. - Смотри, кума, чтобы не осрамиться: Недаром говорится, Что дело мастера боится". "И, полно, куманек! Вот невидаль: мышей! Мы лавливали и ершей". "Так в добрый час, пойдем!" Пошли, засели. Натешился, наелся Кот, И кумушку проведать он идет; А Щука, чуть жива, лежит, разинув рот, - И крысы хвост у ней отъели. Тут, видя, что куме совсем не в силу труд, Кум замертво стащил ее обратно в пруд. И дельно! Это, Щука, Тебе наука: Вперед умнее быть И за мышами не ходить. 1813 ВОЛК И КУКУШКА "Прощай, соседка! - Волк Кукушке говорил, - Напрасно я себя покоем здесь манил! Всё те ж у вас и люди и собаки: Один другого злей; и хоть ты ангел будь, Так не минуешь с ними драки". - "А далеко ль соседу путь? И где такой народ благочестивой, С которым думаешь ты жить в ладу?" "О, я прямехонько иду В леса Аркадии счастливой. Соседка, то-то сторона! Там, говорят, не знают, что война; Как агнцы, кротки человеки И молоком текут там реки; Ну, словом, царствуют златые времена! Как братья, все друг с другом поступают. И даже, говорят, собаки там не лают, Не только не кусают. Скажи ж сама, голубка, мне, Не мило ль, даже и во сне, Себя в краю таком увидеть тихом? Прости! не поминай нас лихом! Уж то-то там мы заживем: В ладу, в довольстве, в неге! Не так, как здесь, ходи с оглядкой днем И не засни спокойно на ночлеге". "Счастливый путь, сосед мой дорогой! - Кукушка говорит. - А свой ты нрав и зубы Здесь кинешь, иль возьмешь с собой?" "Уж кинуть, вздор какой!" - "Так вспомни же меня, что быть тебе без шубы". Чем нравом кто дурней, Тем более кричит и ропщет на людей: Не видит добрых он, куда ни обернется, А первый сам ни с кем не уживется. 1813 ПЕТУХ И ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО Навозну кучу разрывая, Петух нашел Жемчужное зерно И говорит: "Куда оно? Какая вещь пустая! Не глупо ль, что его высоко так ценят? А я бы, право, был гораздо боле рад Зерну Ячменному: оно не столь хоть видно, Да сытно". Невежи судят точно так: В чем толку не поймут, то всё у них пустяк. 1809 КРЕСТЬЯНИН И РАБОТНИК Когда у нас беда над головой, То рады мы тому молиться, Кто вздумает за нас вступиться; Но только с плеч беда долой, То избавителю от нас же часто худо: Все взапуски его цен_я_т, И если он у нас не виноват, Так это чудо! Старик Крестьянин с Батраком Шел под вечер леском Домой, в деревню, с сенокосу, И повстречали вдруг медведя носом к носу. Крестьянин ахнуть не успел, Как на него медведь насел. Подмял Крестьянина, ворочает, ломает, И, где б его почать, лишь место выбирает: Конец приходит старику. "Степанушка, родной, не выдай, милой!" - Из-под медведя он взмолился Батраку. Вот новый Геркулес, со всей собравшись силой. Что только было в нем, Отнес полчерепа медведю топором И брюхо проколол ему железной вилой. Медведь взревел и замертво упал: Медведь мой издыхает. Прошла беда; Крестьянин встал, И он же Батрака ругает. Опешил бедный мой Степан. "Помилуй, - говорит, - за что?" - "За что, болванн! Чему обрадовался сдуру? Знай колет: всю испортил шкуру!" 1815 ОБОЗ С горшками шел Обоз, И надобно с крутой горы спускаться, Вот, на горе других оставя дожидаться, Хозяин стал сводить легонько первый воз. Конь добрый на крестце почти его понес, Катиться возу не давая; А лошадь сверху, молодая, Ругает бедного коня за каждый шаг: "Ай, конь хваленый, то-то диво! Смотрите: лепится, как рак; Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво! Смелее! Вот толчок опять. А тут: бы влево лишь принять. Какой осел! Добро бы было в гору Или в ночную пору, - А то и под гору, и днем! Смотреть, так выйдешь из терпенья! Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья! Гляди-тко нас, как мы махнем! Не бойсь, минуты не потратим, И возик свой мы не свезем, а скатим!" Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь, Тронулася лошадка с возом в путь; Но только под гору она перевалилась, Воз начал напирать, телега раскатилась; Коня толкает взад, коня кидает вбок; Пустился конь со всех четырех ног На славу; По камням, рытвинам, пошли толчки, Скачки, Левей, левей, и с возом - бух в канаву! Прощай, хозяйские горшки! Как в людях многие имеют слабость ту же: Все кажется в другом ошибкой нам; А примешься за дело сам, Так напроказишь вдвое хуже, 1812 ВОРОНЕНОК Орел Из-под небес на стадо налетел И выхватил ягненка, А Ворон молодой вблизи на то смотрел. Взманило это Вороненка, Да только думает он так: "Уж брать так брать, А то и когти что марать! Бывают и орлы, как видно, плоховаты. Ну, только ль в стаде что ягняты? Вот я как захочу Да налечу, Так царский подлинно кусочек подхвачу!" Тут Ворон поднялся над стадом, Окинул стадо жадным взглядом: Из множества ягнят, баранов и овец Высматривал, сличал и выбрал, наконец, Барана, да какого? Прежирного, прематерого, Который доброму б и волку был в подъем. Изладясь, на него спустился И в шерсть ему, что силы есть, вцепился. Тогда-то он узнал, что добычь не по нем. Что хуже и всего, так на баране том Тулуп такой был прекосматый, Густой, всклокоченный, хохлатый, Что из него когтей не вытеребил вон Затейник наш крылатый И кончил подвиг тем, что сам попал в полон. С барана пастухи его чинненько сняли; А чтобы он не мог летать, Ему все крылья окорнали И детям отдали играть. Нередко у людей то ж самое бывает, Коль мелкий плут Большому плуту подражает: Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют. 1811 СЛОН НА ВОЕВОДСТВЕ Кто знатен и силен, Да не умен, Так худо, ежели и с добрым сердцем он. На воеводство был в лесу посажен Слон. Хоть, кажется, слонов и умная порода, Однако же в семье не без урода: Наш Воевода В родню был толст, Да не в родню был прост; А с умыслу он мухи не обидит. Вот добрый Воевода видит - Вступило от овец прошение в Приказ: "Что волки-де совсем сдирают кожу с нас". "О плуты! - Слон кричит, - какое преступлен! Кто грабить дал вам позволенье?" А волки говорят: "Помилуй, наш отец! Не ты ль нам к з_и_ме на тулупы Позволил легонький оброк собрать с овец? А что они кричат, так овцы глупы: Всего-то придет с них с сестры по шкурке снять; Да и того им жаль отдать". "Ну, то-то ж, - говорит им Слон, - смотрите! Неправды я не потерплю ни в ком: По шкурке, так и быть, возьмите; А больше их не троньте волоском". 1808 ОСЕЛ И СОЛОВЕЙ Осел увидел Соловья И говорит ему: "Послушай-ка, дружище! Ты, сказывают, петь великий мастерище. Хотел бы очень я Сам посудить, твое услышав пенье, Велико ль подлинно твое уменье?" Тут Соловей являть свое, искусство стал: Защелкал, засвистал На тысячу ладов, тянул, переливался; То нежно он ослабевал И томной вдалеке свирелью отдавался, То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался. Внимало все тогда Любимцу и певцу Авроры: Затихли ветерки, замолкли птичек хоры, И прилегли стада. Чуть-чуть дыша, пастух им любовался И только иногда, Внимая Соловью, пастушке улыбался. Скончал певец. Осел, уставясь в землю лбом: "Изрядно, - говорит, - сказать неложно, Тебя без скуки слушать можно; А жаль, что незнаком Ты с нашим петухом; Еще б ты боле навострился, Когда бы у него немножко поучился". Услыша суд такой, мой бедный Соловей Вспорхнул и - полетел за тридевять полей. Избави, бог, и нас от этаких судей. 1811 ОТКУПЩИК И САПОЖНИК Богатый Откупщик в хоромах пышных жил, Ел сладко, вкусно пил; По всякий день давал пиры, банкеты, Сокровищ у него нет сметы. В дому сластей и вин, чего ни пожелай: Всего с избытком, через край. И, словом, кажется, в его хоромах рай. Одним лишь Откупщик страдает, Что он не досыпает. Уж божьего ль боится он суда, Иль просто трусит разориться: Да только все ему не крепко как-то спится. А сверх того, хоть иногда Он вздремлет на заре, так новая беда: Бог дал ему певца соседа. С ним из окна в окно жил в хижине бедняк Сапожник, но такой певун и весельчак, Что с утренней зари и до обеда, С обеда до ночи без умолку поет И богачу заснуть никак он не дает. Как быть и как с соседом сладить, Чтоб от пень_я_ его отвадить? Велеть молчать: так власти нет; Просил: так просьба не берет. Придумал, наконец, и за соседом шлет. Пришел сосед. "Приятель дорогой, здорово!" "Челом вам бьем за ласковое слово". "Ну, что, брат, каково делишки, Клим, идут?" (В ком нужда, уж того мы знаем, как зовут. "Делишки, барин? Да не худо!" "Так от того-то ты так весел, так поешь? Ты, стало, счастливо живешь?" "На бога грех роптать, и что ж за чудо? Работою завален я всегда; Хозяйка у меня добра и молода: А с доброю женой, кто этого не знает, Живется как-то веселей". - "И деньги есть?" - "Ну, нет, хоть лишних не бывает, Зато нет лишних и затей". "Итак, мой друг, ты быть богаче не желаешь?"? "Я этого не говорю; Хоть бога и за то, что есть, благодарю; Но сам ты, барин, знаешь, Что человек, пока живет, Все хочет более: таков уж здешний свет. Я чай, ведь и тебе твоих сокровищ мало, И мне бы быть богатей не мешало". "Ты дело говоришь, дружок: Хоть при богатстве нам есть также неприятства, Хоть говорят, что бедность не порок, Но все уж коль терпеть, так лучше от богатства, Возьми же: вот тебе рублевиков мешок: Ты мне за правду полюбился. Поди: дай бог, чтоб ты с моей руки разжился. Смотри, лишь промотать сих денег не моги И к нужде их ты береги! Пять сот рублей тут верным счетом. Прощай!" Сапожник мой, Схватя мешок, скорей домой Не б_е_гом, лётом; Примчал гостинец под полой; И той же ночи в подземелье Зарыл мешок - и с ним свое веселье! Не только песен нет, куда девался сон (Узнал бессонницу и он!); Все подозрительно, и все его тревожит: Чуть ночью кошка заскребет, Ему уж кажется, что вор к нему идет: Похолодеет весь, и ухо он приложит. Ну, словом, жизнь пошла, хоть кинуться в реку. Сапожник бился, бился И, наконец, за ум хватился: Бежит с мешком к Откупщику И говорит: "Спасибо на приятстве, Вот твой мешок, возьми его назад: Я до него не знал, как худо спят. Живи ты при своем богатстве: А мне, за песни и за сон, Не надобен ни миллион". 1811 КРЕСТЬЯНИН В БЕДЕ К Крестьянину на двор Залез осенней ночью вор; Забрался в клеть и на просторе, Обшаря стены все, и пол, и потолок, Покрал бессовестно что мог: И то сказать, какая совесть в воре! Ну так что наш мужик, бедняк, Богатым лег, а с голью встал такою, Хоть по миру поди с сумою; Не дай бог никому проснуться худо так! Крестьянин тужит и горюет, Родню сзывает и друзей, Соседей всех и кумовей. "Нельзя ли, - говорит, - помочь беде моей?" Тут всякий с мужиком толкует, И умный свой дает совет. Кум Карпыч говорит: "Эх, свет! Не надобно было тебе по миру славить, Что столько ты богат". Сват Климыч говорит: "Вперед, мой милый сват, Старайся клеть к избе гораздо ближе ставить". "Эх, братцы, это всё не так, - Сосед толкует Фока, - Не то беда, что клеть далека, Да надо на дворе лихих держать собак; Возьми-ка у меня щенка любого От Жучки: я бы рад соседа дорогого От сердца наделить, Чем их топить". И словом, от родни и от друзей любезных Советов тысячу надавано полезных, Кто сколько мог, А делом ни один бедняжке не помог. На свете таково ж: коль в нужду попадешься! Отведай сунуться к друзьям, Начнут советовать и вкось тебе, и впрямь: А чуть о помощи на деле заикнешься, То лучший друг И нем и глух. 1811 ХОЗЯИН И МЫШИ Коль в доме станут воровать, А нет прилики вору, То берегись клепать Или наказывать всех сплошь и без разбору: Ты вора этим не уймешь И не исправишь, А только добрых слуг с двора бежать заставишь, И от меньшой беды в большую попадешь. Купчина выстроил анбары И в них поклал съестные все товары. А чтоб мышиный род ему не навредил, Так он полицию из кошек учредил. Спокоен от Мышей Купчина; По кладовым и день и ночь дозор; И все бы хорошо, да сделалась причина: В дозорных появился вор. У кошек, как у нас (кто этого не знает?), Не без греха в надсмотрщиках бывает. Тут, чем бы вора подстеречь И наказать его, а правых поберечь, Хозяин мой велел всех кошек пересечь. Услыша приговор такой замысловатый, И правый тут, и виноватый Скорей с двора долой. Без кошек стал Купчина мой. А Мыши лишь того и ждали и хотели: Лишь кошки вон, они - в анбар, И в две иль три недели Поели весь товар. 1809 СЛОН И МОСЬКА По улицам Слона водили, Как видно, напоказ - Известно, что Слоны в диковинку у нас - Так за Слоном толпы зевак ходили. Отколе ни возьмись, навстречу Моська им. Увидевши Слона, ну на него метаться, И лаять, и визжать, и рваться, Ну, так и лезет в драку с ним. "Соседка, перестань срамиться, - Ей шавка говорит, - тебе ль с Слоном возиться? Смотри, уж ты хрипишь, а он себе идет Вперед И лаю твоего совсем не примечает". "Эх, эх! - ей Моська отвечает. - Вот то-то мне и духу придает, Что я, совсем без драки, Могу попасть в большие забияки. Пускай же говорят собаки: "Ай, Моська! знать, она сильна, Что лает на Слона!" 1808 ВОЛК И ВОЛЧОНОК Волчонка Волк, начав помалу приучать Отцовским промыслом питаться, Послал его опушкой прогуляться; А между тем велел прилежней примечать, Нельзя ль где счастья им отведать: Хоть, захватя греха, На счет бы пастуха Позавтракать иль пообедать! Приходит ученик домой И говорит: "Пойдем скорей со мной! Обед готов; ничто не может быть вернее: Там под горой Пасут овец, одна другой жирнее; Любую стоит лишь унесть, И съесть; А стадо таково, что трудно перечесть". "Постой-ка, - Волк сказал, - сперва мне ведать надо, Каков пастух у стада?" "Хоть говорят, что он Не плох, заботлив и умен, Однако стадо я обшел со всех сторон И высмотрел собак: они совсем не жирны, И плохи, кажется, и смирны". "Меня так этот слух, - Волк старый говорит, - не очень к стаду манит; Коль подлинно не плох пастух, Так он плохих собак держать не станет. Тут тотчас попадешь в беду! Пойдем-ка, я тебя на стадо наведу, Где сбережем верней мы наши шкуры: Хотя при стаде том и множество собак, Да сам пастух дурак; А где пастух дурак, там и собаки дуры". 1811 ОБЕЗЬЯНА Как хочешь ты трудись; Но приобресть не льстись Ни благодарности, ни; славы, Коль нет в твоих трудах ни пользы, ни забавы. Крестьянин на заре с сохой Над полосой своей трудился; Трудился так крестьянин мой, Что градом пот с него катился; Мужик работник был прямой. Зато, кто мимо ни проходит, От всех ему: спасибо, исполать! Мартышку это в зависть вводит. Хвалы приманчивы, - как их не пожелать! Мартышка вздумала трудиться: Нашла чурбан, и ну над ним возиться! Хлопот Мартышке полон рот: Чурбан она то понесет, То так, то сяк его обхватит, То поволочет, то покатит; Рекой с бедняжки льется пот; И, наконец, она, пыхтя, насилу дышит: А всё ни от кого похвал себе не слышит. И не диковинка, мой свет! Трудишься много ты, да пользы в этом нет. 1811 МЕШОК В прихожей на полу, В углу, Пустой мешок валялся. У самых "низких слуг Он на обтирку ног нередко помыкался; Как вдруг Мешок наш в честь попался И, весь червонцами набит, В окованном ларце в сохранности лежит, Хозяин сам его лелеет, И бережет Мешок он так, Что на него никак Ни ветер не пахнет, ни муха сесть не смеет; А сверх того с Мешком Весь город стал знаком. Приятель ли к хозяину приходит: Охотно о Мешке речь ласкову заводит; А ежели Мешок открыт, То всякий на него умильно так глядит; Когда же кто к нему подсядет, То верно уж его потреплет иль погладит. Увидя, что у всех он стал в такой чести, Мешок завеличался, Заумничал, зазнался, Мешок заговорил и начал вздор нести; О всем и рядит он и судит: И то не так, И тот дурак, И из того-то худо будет. Все только слушают его, разинув рот; Хоть он такую дичь несет, Что уши вянут: Но у людей, к несчастью, тот порок, Что им с червонцами Мешок Чт_о_ ни скажи, всему дивиться станут. Но долго ль был Мешок в чести и слыл с умом, И долго ли его ласкала? Пока все из него червонцы потаскали; А там он выброшен, и слуху нет о нем. Мы басней никого обидеть не хотели: Но сколько есть таких Мешков Между откупщиков, Которы некогда в подносчиках сидели; Иль между игроков, Которы у себя за редкость рубль видали, А ныне, пополам с грехом, богаты стали; С которыми теперь и графы и князья. - Друзья; Которые теперь с вельможей, У коего они не смели сесть в прихожей, Играют запросто в бостон? Велико дело - миллион! Однако же, друзья, вы столько не гордитесь! Сказать ли правду вам тишком? Не дай бог, если разоритесь: И с вами точно так поступят; как с Мешком. 1809 КОТ И ПОВАР Какой-то Повар, грамотей С поварни побежал своей В кабак (он набожных был правил И в этот день по куме тризну правил), А дома стеречи съестное от мышей Кота оставил. Но что же, возвратись, он видит? На полу Объедки пирога; а Васька-Кот в углу, Припав за уксусным бочонком, Мурлыча и ворча, трудится над курчонком. "Ах ты, обжора! ах, злодей! - Тут Ваську Повар укоряет, - Не стыдно ль стен тебе, не только что людей? (А Васька все-таки курчонка убирает.) Как! быв честным Котом до этих пор, Бывало, за пример тебя смиренства кажут, - А ты... ахти, какой позор! Теперя все соседи скажут: "Кот Васька плут! Кот Васька вор! И Ваську-де, не только что в поварню, Пускать не надо и на двор, Как волка жадного в овчарню: Он порча, он чума, он язва здешних мест!" (А Васька слушает, да ест.) Тут ритор мой, дав волю слов теченью, Не находил конца нравоученью. Но что ж? Пока его он пел, Кот Васька все жаркое съел. А я бы повару иному Велел на стенке зарубить: Чтоб там речей не тратить по-пустому. Где нужно власть употребить. 1812 ЛЕВ И КОМАР Бессильному не смейся И слабого обидеть не моги! Мстят сильно иногда бессильные враги: Так слишком на свою ты силу не надейся! Послушай басню здесь о том, Как больно Лев за спесь наказан Комаром. Вот что о том я слышал стороною: Сухое к Комару явил презренье Лев; Зло взяло Комара: обиды не стерпев, Собрался, поднялся Комар на Льва войною. Сам ратник, сам трубач пищит во всю гортань И вызывает Льва на смертоносну брань. Льву смех, но наш Комар не шутит: То с тылу, то в глаза, то в уши Льву он трубит! И, место высмотрев и время улуча, Орлом на Льва спустился И Льву в крестец всем жалом впился. Лев дрогнул и взмахнул хвостом на трубача. Увертлив наш Комар да он же и не трусит! Льву сел на самый лоб и Львину кровь сосет. Лев голову крутит, Лев гривою трясет; Но наш герой свое несет: То в нос забьется Льву, то в ухо Льва укусит. Вздурился Лев, Престрашный поднял рев, Скрежещет в ярости зубами И землю он дерет когтями. От рыка грозного окружный лес дрожит. Страх обнял всех зверей; все кроется, бежит; Отколь у всех зверей взялися ноги, Как будто бы пришел потоп или пожар! И кто ж? Комар Наделал столько всем тревоги! Рвался, метался Лев и, выбившись из сил, О землю грянулся и миру запросил. Насытил злость Комар; Льва жалует он миром: Из Ахиллеса вдруг становится Омиром И сам Летит трубить свою победу по лесам. 1809 ОГОРОДНИК И ФИЛОСОФ Весной в своих грядах так рылся Огородник, Как будто бы хотел он вырыть клад: Мужик ретивый был работник, И дюж и свеж на взгляд; Под огурцы одни он взрыл с полсотни гряд. Двор обо двор с ним жил охотник До огородов и садов, Великий краснобай, названный друг природы, Недоученный Философ, Который лишь из книг болтал про огороды. Однако ж за своим он вздумал сам ходить И тоже огурцы садить, А между тем смеялся так соседу: "Сосед, как хочешь ты потей, А я с работою моей Далеко от тебя уеду, И огород твой при моем Казаться будет пустырем. Да, правду говорить, я и тому дивился, Что огородишко твой кое-как идет. Как ты еще не разорился? Ты чай, ведь никаким наукам не учился?" "И некогда, - соседа был ответ! - Прилежность, навык, руки: Вот все мои тут и науки; Мне бог и с ними хлеб дает". "Невежа! восставать против наук ты смеешь?" "Нет, барин, не толкуй моих так криво слов: Коль ты что путное затеешь, Я перенять всегда готов". - "А вот увидишь ты, лишь лета б нам дождаться..." "Но, барин, не пора ль за дело приниматься? Уж я кой-что посеял, посадил; А ты и гряд еще не взрыл". "Да, я не взрыл, за недосугом; Я всё читал И вычитал, Чем лучше: заступом их взрыть, сохой иль плугом. Но время еще не уйдет". "Как вас, а нас оно не очень ждет", - Последний отвечал и тут же с ним расстался, Взяв заступ свой; А Филос_о_ф пошел домой. Читал, выписывал, справлялся И в книгах рылся и в грядах, - С утра до вечера в трудах. Едва с одной работой сладит, Чуть на грядах лишь что взойдет, В журналах новость он найдет - Все перероет, пересадит На новый лад и образец. Какой же вылился конец? У Огородника взошло все и поспело: Он с прибылью, и в шляпе дело; А Филос_о_ф - Без огурцов. 1811 КРЕСТЬЯНИН И ЛИСИЦА "Скажи мне, кумушка, что у тебя за страсть Кур красть? - Крестьянин говорил Лисице, встретясь с нею. - Я, право, о тебе жалею! Послушай, мы теперь вдвоем, Я правду всю скажу: ведь в ремесле твоем Ни на волос добра не видно. Не говоря уже, что красть и грех и стыдно И что бранит тебя весь свет, Да дня такого нет, Чтоб не "боялась ты за ужин иль обед В курятнике оставить шкуры! Ну, стоят ли того все куры?" "Кому такая жизнь сносна? - Лисица отвечает. - Меня так все в ней столько огорчает, Что даже мне и пища не вкусна. Когда б ты знал, как я в душе честна! Да что же делать? Нужда, дети; Притом же иногда, голубчик кум, И то приходит в ум, Что я ли воровством одна живу на свете? Хоть этот промысел мне точно острый нож". "Ну, что ж? - Крестьянин говорит. - Коль вправду ты не лжешь, Я от греха тебя избавлю И честный хлеб тебе доставлю; Наймись курятник мой от лис ты охранять: Кому, как не Лисе, все лисьи плутни знать? Зато ни в чем не будешь ты нуждаться И станешь у меня как в масле сыр кататься". Торг слажен; и с того ж часа Вступила в караул Лиса. Пошло у Мужика житье Лисе привольно; Мужик богат, всего Лисе довольно; Лисица стала и сытей, Лисица стала и жирней, Но все не сделалась честней: Некраденый кусок приелся скоро ей; И кумушка тем службу повершила, Что, выбрав ночку потемней, У куманька всех кур передушила. В ком есть и совесть и закон, Тот не украдет, не обманет, В какой бы нужде ни был он; А вору дай хоть миллион - Он воровать не перестанет. 1811 ВОСПИТАНИЕ ЛЬВА Льву, Кесарю лесов, бог сына даровал. Звериную вы знаете природу: У них, не как у нас - у нас ребенок году, Хотя б он царский был, и глуп, и слаб, и мал; А годовалый Львенок Давно уж вышел из пеленок. Так к году Лев-отец не шуткой думать стал. Чтобы сынка невежей не оставить, В нем царску честь не уронить И чтоб, когда сынку придется царством править, Не стал бы за сынка народ отца бранить. Кого ж бы попросить, нанять или заставить Царевича Царем на выучку поставить? Отдать его Лисе - Лиса умна: Да лгать великая охотница она; А со лжецом во всяком деле мука: Так это, думал Царь, не царская наука. Отдать Кроту: о нем молва была, Что он во всем большой порядок любит: Без ощупи шаг_а_ не ступит И всякое зерно для своего стола Он сам и чистит, сам и лупит; И словом, слава шла, Что Крот великий зверь на малые дела: Беда лишь под носом глаза Кротовы зорки, Да вдаль, не видят ничего; Порядок же Кротов хорош, да для него; А царство Львиное гораздо больше норки. Не взять ли Барса? Барс отважен и силен, А сверх того, великий тактик он; Да, Барс политики не знает: Гражданских прав совсем не понимает, Какие ж царствовать уроки он подаст! Царь должен быть судья, министр и воин, А Барс лишь резаться горазд: Так и детей учить он царских недостоин. Короче: звери все, и даже самый Слон, Который был в лесах почтен, Как в Греции Платон, Льву все еще казался не умен И не учен. По счастью, или нет (увидим это вскоре), Услышав про царево горе, Такой же царь, пернатых царь. Орел, Который вел Со Львом приязнь и дружбу, Для друга сослужить большую взялся службу И вызвался сам Львенка воспитать. У Льва как гору с плеч свалило. И подлинно: чего, казалось, лучше было Царевичу царя в учители сыскать? Вот Львенка снарядили И отпустили Учиться царствовать к Орлу. Проходит год и два; меж тем, кого ни спросят, О Львенке ото всех лишь слышат похвалу: Все птицы чудеса о нем в лесах разносят. И, наконец, приходит срочный год, Царь-Лев за сыном шлет. Явился сын; тут царь сбирает весь народ, И малых и больших сзывает; Сынка целует, обнимает, И говорит ему он так: "Любезный сын, По мне наследник ты один; Я в гроб уже гляжу, а ты лишь в свет вступаешь! Так я тебе охотно царство сдам. Скажи теперь при всех лишь нам, Чему учен ты, что ты знаешь И как ты свой народ счастливым сделать чаешь?! "Пап_а_, - ответствовал сынок, - я знаю то, Чего не знает здесь никто: И от Орла до Перепелки, Какой где птице боле вод, Какая чем из них живет, Какие яйца несет, И птичьи нужды все сочту вам до иголки. Вот от учителей тебе мой аттестат: У птиц недаром говорят, Что я хватаю с неба звезды; Когда ж намерен ты правленье мне вручить, То я тотчас начну зверей учить Вить гнезды". Тут ахнул царь и весь звериный свет; Повесил головы Совет, А Лев-старик поздненько спохватился, Что Львенок пустякам учился И не добро он говорит; Что пользы нет большой тому знать птичий быт, Кого зверьми владеть поставила природа, И что важнейшая наука для царей: Знать свойство своего народа И выгоды земли своей. 1811 СТАРИК И ТРОЕ МОЛОДЫХ Старик садить сбирался деревцо. "Уж пусть бы строиться; да как садить в те лета, Когда уж смотришь вон из света! - Так, Старику смеясь в лицо, Три взрослых юноши соседних рассуждали. - Чтоб плод тебе твои труды желанный дали, То надобно, чтоб ты два века жил. Неужли будешь ты второй Мафусаил? Оставь, старинушка, свои работы: Тебе ли затевать толь дальние расчеты? Едва ли для тебя текущий верен час? Такие замыслы простительны для нас: Мы молоды, цветем и крепостью и силой, А старику пора знакомиться с могилой". "Друзья! - смиренно им ответствует Старик, - Издетства я к трудам привык; А если оттого, что делать начинаю, Не мне лишь одному я пользы ожидаю, То, признаюсь, За труд такой еще охотнее берусь. Кто добр, не все лишь для себя трудится, Сажая деревцо, и тем я веселюсь, Что если от него сам тени не дождусь. То внук мой некогда сей тенью насладится, И это для меня уж плод. Да можно ль и за то ручаться наперед, Кто здесь из нас кого переживет? Смерть смотрит ли на молодость, на силу, Или на прелесть лиц? Ах, в старости моей прекраснейших девиц И крепких юношей я провожал в могилу! Кто знает: может быть, что ваш и ближе час И что сыра земля покроет прежде вас". Как им сказал Старик, так после то и было, Один из них в торги пошел на кораблях; Надеждой счастие сперва ему польстило; Но бурею корабль разбило, - Надежду и пловца - все море поглотило. Другой в чужих землях, Предавшися порока власти, За роскошь, негу и за страсти Здоровьем, а потом и жизнью заплатил. А третий - в жаркий день холодного испил И слег: его врачам искусным поручили, А те его до смерти залечили. Узнавши о кончине их, Наш добрый Старичок оплакал всех троих. 1805 ДЕРЕВО Увидя, что топор Крестьянин нес, "Голубчик, - Деревцо сказало молодое, - Пожалуй, выруби вокруг меня ты лес, Я не могу расти в покое: Ни солнца мне не виден свет, Ни для корней моих простору нет, Ни ветеркам вокруг меня свободы, Такие надо мной он сплесть изволил своды! Когда б не от него расти помеха мне, Я в год бы сделалось красою сей стране, И тенью бы моей покрылась вся долина; А ныне тонко я, почти как хворостина". Взялся Крестьянин за топор, И Дереву, как другу, Он оказал услугу: Вкруг Деревца большой очистился простор; Но торжество его недолго было! То солнцем дерево печет, То градом, то дождем сечет, И ветром, наконец, то Деревцо сломило. "Безумное! - ему сказала тут змея, - Не от тебя ль беда твоя? Когда б, укрытое в лесу, ты возрастало, Тебе б вредить ни зной, ни ветры не могли, Тебя бы старые деревья берегли; А если б некогда деревьев тех не стало, И время их бы отошло, Тогда в свою чреду ты столько б возросло, Усилилось и укрепилось, Что нынешней беды с тобой бы не случилось, И бурю, может быть, ты б выдержать могло!" 1814 ГУСИ Предлинной хворостиной Мужик, Гусей гнал в город продавать; И, правду истинну сказать, Не очень вежливо честил свой гурт гусиной: На барыши спешил к базарному он дню (А где до прибыли коснется, Не только там гусям, и людям достается). Я мужика и не виню; Но Гуси иначе об этом толковали И, встретяся с прохожим на пути, Вот как на мужика пеняли: "Где можно нас, Гусей, несчастнее найти? Мужик так нами помыкает, И нас, как будто бы простых Гусей, гоняет; А этого не смыслит неуч сей, Что он обязан нам почтеньем; Что мы свой знатный род ведем от тех Гусей, Которым некогда был должен Рим спасеньем: Там даже праздники им в честь учреждены!" "А вы хотите быть за что отличены?" - Спросил прохожий их. - "Да наши предки..." "Знаю, И все читал; но ведать я желаю, Вы сколько пользы принесли?" "Да наши предки Рим спасли!" "Все так, да вы что сделали такое?" "Мы? Ничего!" - "Так что ж и доброго в вас есть? Оставьте предков вы в покое: Им поделом была и честь; А вы, друзья, лишь годны на жаркое". Баснь эту можно бы и боле пояснить - Да чтоб гусей не раздразнить. 1811 СВИНЬЯ Свинья на барский двор когда-то затесалась; Вокруг конюшен так и кухонь наслонялась; В сору, в навозе извалялась; В помоях по уши досыта накупалась: И из гостей домой Пришла свинья свиньей. "Ну что ж, Хавронья, там ты видела такого? - Свинью спросил пастух. - Ведь _и_дет слух, Что всё у богачей лишь бисер да жемчуг; А в доме так одно богатее другого?" Хавронья хрюкает: "Ну, право, порют вздор. Я не приметила богатства никакого: Все только лишь навоз да сор; А, кажется, уж, не жалея рыла, Я там изрыла Весь задний двор". Не дай бог никого сравненьем мне обидеть! Но как же критика Хавроньей не назвать, Который, что ни станет разбирать, Имеет дар одно худое видеть? 1811 МУХА И ДОРОЖНЫЕ В июле, в самый зной, в полуденную пору, Сыпучими песками, в гору, С поклажей и с семьей дворян, Четверкою рыдван Тащился. Кони измучились, и кучер как ни бился, Пришло хоть стать. Слезает с козел он. И, лошадей мучитель, С лакеем в два кнута тиранит с двух сторон: А легче нет. Ползут из колымаги вон Боярин, барыня, их девка, сын, учитель. Но, знать, рыдван был плотно нагружен, Что лошади, хотя его тронули, Но в гору по песку едва-едва тянули. Случись тут Мухе быть. Как горю не помочь? Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь; Вокруг повозки суетится: То над носом юлит у коренной, То лоб укусит пристяжной, То вместо кучера на козлы вдруг садится Или, оставя лошадей, И вдоль и поперек шныряет меж людей; Ну, словно откупщик на ярмарке, хлопочет И только плачется на то, Что ей ни в чем никто Никак помочь не хочет. Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком; Учитель с барыней шушукают тишком; Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен, Ушел с служанкой в бор искать грибов на ужин;, И Муха всем жужжит, что только лишь она О всем заботится одна. Меж тем лошадушки, шаг за шаг, понемногу Втащилися на ровную дорогу. "Ну, - Муха говорит, - теперя слава богу! Садитесь по местам, и добрый всем вам путь; А мне уж дайте отдохнуть: Меня насилу крылья носят". Куда людей на свете много есть, Которые везде хотят себя приплесть И любят хлопотать, где их совсем не просят, 1808 ОРЕЛ И ПАУК За облака Орел На верх Кавказских гор поднялся; На кедре там столетнем сел И зримым под собой пространством любовался. Казалось, что оттоль он видел край земли: Там реки по степям излучисто текли; Здесь рощи и луга цвели Во всем весеннем их уборе; А там сердитое Каспийско море, Как ворона крыло, чернелося вдали. "Хвала тебе, Зевес, что, управляя светом, Ты рассудил меня снабдить таким полетом, Что неприступной я не знаю высоты, - Орел к Юпитеру взывает, - И что смотрю оттоль на мира красоты, Куда никто не залетает". "Какой же ты хвастун, как погляжу! - Паук ему тут с ветки отвечает, - Да ниже ль я тебя, товарищ, здесь сижу?" Орел глядит: и подлинно, Паук, Над самым им раскинув сеть вокруг, На веточке хлопочет, И, кажется, Орлу заткать он солнце хочет. "Ты как на этой высоте? - Спросил Орел, - и те, Которые полет отважнейший имеют, Не все сюда пускаться смеют; А ты без крыл и слаб; неужли ты дополз?" "Нет, я б на это не решился". "Да как же здесь ты очутился?" "Да я к тебе же прицепился, И снизу на хвосте ты сам меня занес: Но здесь и без тебя умею я держаться; И так передо мной прошу не величаться; И знай, что я..." Тут вихрь, отколе ни возьмись, И сдунул Паука опять на самый низ. Как вам, а мне так кажутся похожи На этаких нередко Пауков Те, кои без ума и даже без трудов, Тащатся вверх, держась за хвост вельможи; А надувают грудь, Как будто б силою их бог снабдил орлиной: Хоть стоит ветру лишь пахнуть, Чтоб их унесть и с паутиной. 1811 ЛАНЬ И ДЕРВИШ Младая Лань, своих лишась любезных чад, Еще сосцы млеком имея отягчении, Нашла в лесу двух малых волченят И стала выполнять долг матери священный, Своим питая их млеком. В лесу живущий с ней одном, Дервиш, ее поступком изумленный: "О безрассудная! - сказал, - к кому любовь, Кому свое млеко ты расточаешь? Иль благодарности от их ты роду чаешь? Быть может, некогда (иль злости их не знаешь?) Они прольют твою же кровь". "Быть может, - Лань на это отвечала, - Но я о том не помышляла И не желаю помышлять: Мне чувство матери одно теперь лишь мило, И молоко мое меня бы тяготило, Когда б не стала я питать". Так, истинная благость Без всякой мзды добро творит: Кто добр, тому избытки в тягость, Коль он их с ближним не делит. 1813-1814 СОБАКА У барина была Собака шаловлива. Хоть нужды не было Собаке той ни в чем: Иная бы таким житьем Была довольна и счастлива И не подумала бы красть! Но уж у ней была такая страсть: Что из мясного ни достанет, В минуту стянет. Хозяин сладить с ней не мог, Как он ни бился, Пока его приятель не вступился И в том ему советом не помог. "Послушай, - говорит, - хоть, кажется, ты строг, Но ты лишь красть Собаку приучаешь Затем, что краденый кусок Всегда ей оставляешь. А ты вперед ее хоть меньше бей, Да кражу отнимай у ней". Едва лишь на себе Собака испытала Совет разумный сей, - Шалить Собака перестала. 1816 ОРЕЛ И КРОТ Не презирай совета ничьего, Но прежде рассмотри его. Со стороны прибыв далекой В дремучий лес, Орел с Орлицею вдвоем Задумали навек остаться в нем И, выбравши ветвистый дуб высокой, Гнездо себе в его вершине стали вить, Надеясь и детей тут вывести на лето. Услыша Крот про это, Орлу взял смелость доложить, Что этот дуб для их жилища не годится, Что весь почти он в корне сгнил И скоро, может быть, свалится, Так чтоб Орел гнезда на нем не вил. Но кстати ли Орлу принять совет из норки, И от Крота! А где же похвала, Что у Орла Глаза так зорки? И что за стать Кротам мешаться сметь в дела Царь-птицы! Так многого с Кротом не говоря, К работе поскорей, советчика презря, - И новоселье у царя Поспело скоро для царицы. Все счастливо: уж есть и дети у Орлицы. Но что ж? - Однажды, как зарей, Орел из-под небес к семье своей С богатым завтраком с охоты торопился, Он видит: дуб его свалился И подавило им Орлицу и детей. От горести невзвидя свету: "Несчастный! - он сказал, - За гордость рок меня так люто наказал, Что не послушался я умного совету. Но можно ль было ожидать, Чтобы ничтожный Крот совет мог добрый дать?" "Когда бы ты не презрел мною, - Из норки Крот сказал, - то вспомнил бы, что рою Свои я норы под землей И что, случаясь близ корней, Здорово ль дерево, я знать могу верней", 1814 КВАРТЕТ Проказница Мартышка, Осел, Козел Да косолапый Мишка Затеяли сыграть Квартет. Достали нот, баса, альта, две скрипки И сели на лужок под липки, - Пленять своим искусством свет. Ударили в смычки, дерут, а толку нет. "Стой, братцы, стой! - кричит Мартышка. - Погодите! Как музыке идти? Ведь вы не так сидите. Ты с басом, Мишенька, садись против альта, Я, прима, сяду против вторы; Тогда пойдет уж музыка не та: У нас запляшут лес и горы!" Расселись, начали Квартет; Он все-таки на лад нейдет. "Постойте ж, я сыскал секрет! - Кричит Осел, - мы, верно, уж поладим, Коль рядом сядем". Послушались Осла: уселись чинно в ряд; А все-таки Квартет нейдет на лад. Вот пуще прежнего пошли у них разборы И споры, Кому и как сидеть. Случилось Соловью на шум их прилететь. Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье. "Пожалуй, - говорят, - возьми на час терпенье, Чтобы Квартет в порядок наш привесть: И ноты есть у нас, и инструменты есть, Скажи лишь, как нам сесть!" "Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье И уши ваших понежней, - Им отвечает Соловей, - А вы, друзья, как ни садитесь, Всё в музыканты не годитесь". 1811 ЛИСТЫ И КОРНИ В прекрасный летний день, Бросая по долине тень, Листы на дереве с зефирами шептали, Хвалились густотой, зеленостью своей И вот как о себе зефирам толковали: "Не правда ли, что мы краса долины всей? Что нами дерево так пышно и кудряво, Раскидисто и величаво? Что б было в нем без нас? Ну, праве Хвалить себя мы можем без греха! Не мы ль от зноя пастуха И странника в тени прохладной укрываем? Не мы ль красивостью своей Плясать сюда пастушек привлекаем? У нас же раннею и позднею зарей Насвистывает соловей. Да вы, зефиры, сами Почти не расстаетесь с нами". "Примолвить можно бы спасибо тут и нам", - Им голос отвечал из-под земли смиренно. "Кто смеет говорить столь нагло и надменно! Вы кто такие там, Что дерзко так считаться с нами стали?" - Листы, по дереву шумя, залепетали. "Мы те, - Им снизу отвечали, - Которые, здесь роясь в темноте, Питаем вас. Ужель не узнаете? Мы корни дерева, на коем вы цветете. Красуйтесь в добрый час! Да только помните ту разницу меж нас: Что с новою весной лист новый народится, А если корень иссушится, - Не станет дерева, ни вас". 1811 ВОЛК И ЛИСИЦА Охотно мы дарим, Что нам не надобно самим. Мы этой басней поясним, Затем что истина сноснее вполоткрыта. Лиса, курятинки накушавшись досыта И добрый ворошок припрятавши в запас, Под стогом прилегла вздремнуть в вечерний час. Глядит, а в гости к ней голодный Волк тащится. "Что, кумушка, беды! - он говорит. - Ни косточкой не мог нигде я поживиться; Меня так голод и морит; Собаки злы, пастух не спит, Пришло хоть удавиться!" "Неужли?" - "Право, так". - "Бедняжка куманек? Да не изволишь ли сенца? Вот целый стог: Я куму услужить готова". А куму не сенца, хотелось бы мяснова - Да про запас Лиса ни слова. И серый рыцарь мой, Обласкан по уши кумой, Пошел без ужина домой. 1816 БУМАЖНЫЙ ЗМЕЙ Запущенный под облака, Бумажный Змей, приметя свысока В долине мотылька, "Поверишь ли! - кричит, - чуть-чуть тебя мне видно; Признайся, что тебе завидно Смотреть на мой высокий столь полет". "Завидно? Право, нет! Напрасно о себе ты много так мечтаешь! Хоть высоко, но ты на привязи летаешь. Такая жизнь, мой свет, От счастия весьма далеко; А я, хоть, правда, невысоко, Зато лечу Куда хочу; Да я же так, как ты, в забаву для другого, Пустого Век целый не трещу". 1813-1814 ЛЕБЕДЬ, ЩУКА И РАК Когда в товарищах согласья нет, На лад их дело не пойдет, И выйдет из него не дело, только мука. Однажды Лебедь, Рак да Щука Везти с поклажей воз взялись, И вместе трое все в него впряглись; Из кожи лезут вон, а возу все нет ходу! Поклажа бы для них казалась и легка: Да Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду. Кто виноват из них, кто прав, - судить не нам; Да только воз и ныне там. 1814 СКВОРЕЦ У всякого талант есть свой. Но часто, на успех прельщался чужой, Хватается за то иной, В чем он совсем не годен А мой совет такой: Берись за то, к чему ты сроден, Коль хочешь, чтоб в делах успешный был конец. Какой-то смолоду Скворец Так петь щегленком научился, Как будто бы щегленком сам родился. Игривым голоском весь лес он веселил, И всякий Скворушку хвалил. Иной бы был такой доволен частью; Но Скворушка услышь, что хвалят соловья, - А Скворушка завистлив был, к несчастью, - И думает: "Постойте же, друзья, Спою не хуже я И соловьиным ладом". И подлинно запел, Да только лишь совсем особым складом: То он пищал, то он хрипел, То верещал козленком, То не путем Мяукал он котенком; И, словом, разогнал всех птиц своим пеньём. Мой милый Скворушка, ну, чт_о_ за прибыль в том? Пой лучше хорошо щегленком, Чем дурно соловьем. 1816 ПРУД И РЕКА "Что это, - говорил Реке соседний Пруд, - Как на тебя ни взглянешь, А воды всё твои текут! Неужли таки ты, сестрица, не устанешь? Притом же, вижу я почти всегда, То с грузом тяжкие суда, То долговязые плоты ты носишь, Уж я не говорю про лодки, челноки: Им счету нет! Когда такую жизнь ты бросишь? Я, право, высох бы с тоски. В сравнении с твоим, как жребий мой приятен! Конечно, я не знатен, По карте не тянусь я через целый лист, Мне не бренчит похвал какой-нибудь гуслист: Да это, право, все пустое! Зато я в илистых и мягких берегах, Как барыня в пуховиках, Лежу и в неге, и в покое; Не только что судов Или плотов Мне здесь не для чего страшиться; Не знаю даже я, каков тяжел челнок; И много, ежели случится, Что по воде моей чуть зыблется листок", Когда его ко мне забросит ветерок. Что беззаботную заменит жизнь такую? За ветрами со всех сторон, Не движась, я смотрю на суету мирскую И философствую сквозь сон". "А, философствуя, ты помнишь ли закон? - Река на это отвечает, - Что свежесть лишь вода движеньем сохраняет? И если стала я великою рекой, Так это оттого, что, кинувши покой, Последую сему уставу. Зато по всякий год Обилием и чистотою вод И пользу приношу, и в честь вхожу и в славу, И буду, может быть, еще я веки течь, Когда уже тебя не будет и в помине И о тебе совсем исчезнет речь". Слова ее сбылись: она течет поныне; А бедный Пруд год от году все глох, Заволочен весь тиною глубокой, Зацвел, зарос осокой И, наконец, совсем иссох. Так дарование без пользы свету вянет, Слабея всякий день, Когда им овладеет лень И оживлять его де_я_тельность не станет. 1814 ТРИШКИН КАФТАН У Тришки на локтях кафтан продрался. Что долго думать тут? Он за иглу принялся: По четверти обрезал рукавов - И локти заплатил. Кафтан опять готов; Лишь на четверть голее руки стали. Да что до этого печали? Однако же смеется Тришке всяк, А Тришка говорит: "Так я же не дурак И ту беду поправлю: Длиннее прежнего я рукава наставлю". О, Тришка малый не простой! Обрезал фалды он и полы, Наставил рукава, и весел Тришка мой, Хоть носит он кафтан такой, Которого длиннее и камзолы. Таким же образом, видал я, иногда Иные господа, Запутавши дела, их поправляют, Посмотришь: в Тришкином кафтане щеголяют, 1815 ПОЖАР И АЛМАЗ Из малой искры став пожаром, Огонь, в стремленье яром, По зданьям разлился в глухой полночный час. При общей той тревоге Потерянный Алмаз Едва сквозь пыль мелькал, валяясь по дороге. "Как ты, со всей своей игрой, - Сказал Огонь, - ничтожен предо мной! И сколь навычное потребно зренье, Чтоб различить тебя при малом отдаленье, Или с простым стеклом, иль с каплею воды, Когда в них луч иль мой, иль солнечный играет! Уж я не говорю, что всё тебе беды, Что на тебя ни попадает: Безделка - ленты лоскуток; Как часто блеск твой затмевает, Вокруг тебя один обвившись, волосок! Не так легко затмить мое сиянье, Когда я, в ярости моей, Охватываю зданье. Смотри, как все усилия людей Против себя я презираю; Как с треском все, что встречу, пожираю - И зарево мое, играя в облаках, Окрестностям наводит страх!" "Хоть против твоего мой блеск и беден, - Алмаз ответствует, - но я безвреден: Не укорит меня никто ничьей бедой, И луч досаден мой Лишь зависти одной; А ты блестишь лишь тем, что разрушаешь: Зато, всей силой съединясь, Смотри, как рвутся все, чтоб ты скорей погас. И чем ты яростней пылаешь, Тем ближе, может быть, к концу". Тут силой всей народ тушить Пожар принялся; Наутро дым один и смрад по нем остался. Алмаз же вскоре отыскался И лучшею красой стал царскому венцу. 1813-1814 ПУСТЫННИК И МЕДВЕДЬ Хотя услуга нам при нужде дорог_а_, Но за нее не всяк умеет взяться: Не дай бог с дураком связаться! Услужливый дурак опаснее врага. Жил некто человек безродный, одинокой, Вдали от города, в глуши. Про жизнь пустынную как сладко ни пиши, А в одиночестве способен жить не всякой: Утешно нам и грусть и радость разделить. Мне скажут: "А лужок, а темная дуброва, Пригорки, ручейки и мурова шелкова?" "Прекрасны, что и говорить! А все прискучится, как не с кем молвить слова". Так и Пустыннику тому Соскучилось быть вечно одному. Идет он в лес толкнуться у соседей, Чтоб с кем-нибудь знакомство свесть. В лесу кого набресть, Кроме волков или медведей? И точно, встретился с большим Медведем он, Но делать нечего: снимает шляпу, И милому соседушке поклон. Сосед ему протягивает лапу, И, слово за слово, знакомятся они, Потом дружатся, Потом не могут уж расстаться И целые проводят вместе дни. О чем у них, и что бывало разговору, Иль присказок, иль шуточек каких, И как беседа шла у них, Я по сию не знаю пору. Пустынник был неговорлив; Мишук с природы молчалив: Так из избы не вынесено сору. Но как бы ни было, Пустынник очень рад, Что дал ему бог в друге клад. Везде за Мишей он, без Мишеньки тошнится И Мишенькой не может нахвалиться. Однажды вздумалось друзьям В день жаркий побродить по рощам, по лугам, И по долам, и по горам; А так как человек медведя послабее, То и Пустынник наш скорее, Чем Мишенька, устал И отставать от друга стал. То видя, говорит, как путный, Мишка другу: "Приляг-ка, брат, и отдохни Да коли хочешь, так сосни; А я постерегу тебя здесь у досугу". Пустынник был сговорчив: лег, зевнул, Да тотчас и заснул. А Мишка на часах - да он и не без дела: У друга на нос муха села. Он друга обмахнул, Взглянул, А муха на щеке; согнал, а муха снова У друга на носу, И неотвязчивей час от часу. Вот Мишенька, не говоря ни слова, Увесистый булыжник в лапы сгреб, Присел на корточки, не переводит духу, Сам думает: "Молчи ж, уж я тебя, воструху!" - И, у друга на лбу подкарауля муху, Что силы есть - хвать друга камнем в лоб! Удар так ловок был, что череп врознь раздался, И Мишин друг лежать надолго там остался! 1807 ЦВЕТЫ В отворенном окне богатого покоя, В фарфоровых, расписанных горшках, Цветы поддельные, с живыми вместе стоя, На проволочных стебельках Качалися спесиво И выставляли всем красу свою на диво. Вот дождик начал накрапать. Цветы тафтяные Юпитера тут просят: Нельзя ли дождь унять; Дождь всячески они ругают и поносят. "Юпитер! - молятся, - ты дождик прекрати, Что в нем пути И что его на свете хуже? Смотри, нельзя по улице пройти: Везде лишь от него и грязь и лужи". Однако же Зевес не внял мольбе пустой, И дождь себе прошел своею полосой. Прогнавши зной, Он воздух прохладил; природа оживилась, И зелень вся как будто обновилась. Тогда и на окне Цветы живые все Раскинулись во всей своей красе И стали от дождя душистей, Свежее и пушистей. А бедные Цветы поддельные с тех пор Лишились всей красы и брошены на двор, Как сор. Таланты истинны за критику не злятся: Их повредить она не может красоты; Одни поддельные цветы Дождя боятся. 1816 КРЕСТЬЯНИН И ЗМЕЯ Змея к крестьянину пришла проситься в дом, Не по-пустому жить без дела, Нет, нянчить у него детей она хотела: Хлеб слаще нажитый трудом! "Я знаю, - говорит она, - худую славу, Которая у вас, людей, Идет про Змей, Что все они презлого нраву; Из древности гласит молва, Что благодарности они не знают, Что нет у них ни дружбы, ни родства, Что даже собственных детей они съедают. Все это может быть: но я не такова. Я сроду никого не только не кусала, Но так гнушаюсь зла, Что жало у себя я вырвать бы дала, Когда б я знала, Что жить могу без жала; И, словом, я добрей Всех Змей. Суди ж, как буду я любить твоих детей!" "Коль это, - говорит Крестьянин, - и не ложно, Все мне принять тебя не можно; Когда пример такой У нас полюбят, Тогда вползут сюда за доброю Змеей, Одной Сто злых и всех детей здесь перегубят. Да, кажется, голубушка моя, И потому с тобой мне не ужиться, Что лучшая Змея, По мне ни к черту не годится". Отцы, понятно ль вам, на что здесь м_е_чу я?.. 1813 КРЕСТЬЯНИН И РАЗБОЙНИК Крестьянин, заводясь домком, Купил на ярмарке подойник да корову И с ними сквозь дуброву Тихонько брел домой проселочным путем, Как вдруг Разбойнику попался. Разбойник Мужика как липку ободрал. "Помилуй, - всплачется Крестьянин, - я пропал, Меня совсем ты доконал! Год целый я купить коровушку сбирался: Насилу этого дождался дня". "Добро, не плачься на меня, - Сказал, разжалобись, Разбойник. И подлинно, ведь мне коровы не доить; Уж так и быть, Возьми себе назад подойник". 1814 ЛЮБОПЫТНЫЙ "Приятель дорогой, здорово! Где ты был?" "В Кунсткамере, мой друг! Часа там три ходил; Все видел, высмотрел; от удивленья, Поверишь ли, не станет ни уменья Пересказать тебе, ни сил. Уж подлинно, что там чудес палата! Куда на выдумки природа торовата! Каких зверей, каких там птиц я не видал! Какие бабочки, букашки, Козявки, мушки, таракашки! Одни, как изумруд, другие, как коралл! Какие крохотны коровки! Есть, право, менее булавочной головки!" "А видел ли слона? Каков собой на взгляд! Я чай, подумал ты, что гору встретил?" "Да разве там он?" - "Там". - "Ну, братец, виноват: Слона-то я и не приметил". 1814 ЛЕВ НА ЛОВЛЕ Собака, Лев да Волк с Лисой В соседстве как-то жили, И вот какой Между собой Они завет все положили: Чтоб им зверей съобща ловить, И что наловится, все поровну делить. Не знаю, как и чем, а знаю, что сначала Лиса оленя поимала И шлет к товарищам послов, Чтоб шли делить счастливый лов: Добыча, право, недурная! Пришли, пришел и Лев; он, когти разминая И озираючи товарищей кругом, Дележ располагает И говорит: "Мы, братцы, вчетвером. - И начетверо он оленя раздирает. - Теперь давай делить! Смотрите же, друзья: Вот эта часть моя По договору; Вот эта мне, как Льву, принадлежит без спору; Вот эта мне за то, что всех сильнее я; А к этой чуть из вас лишь лапу кто протянет, Тот с места жив не встанет". 1808 КРЕСТЬЯНЕ И РЕКА Крестьяне, вышед из терпенья От разоренья, Что речки им и ручейки При водополье причиняли, Пошли просить себе управы у Реки, В которую ручьи и речки те впадали. И было что на них донесть! Где озими разрыты; Где мельницы посорваны и смыты; Потоплено скота, что и не счесть! А та Река течет так смирно, хоть и пышно; На ней стоят большие города, И никогда За ней таких проказ не слышно: Так, верно, их она уймет, Между собой Крестьяне рассуждали. Но чт_о_ ж? как подходить к Реке поближе стали И посмотрели, так узнали, Что половину их добра по ней несет. Тут, попусту не заводя хлопот, Крестьяне лишь его глазами проводили; Потом взглянулись меж собой И, покачавши головой, Пошли домой. А отходя проговорили: "На что и время тратить нам! На младших не найдешь себе управы там, Где делятся они со старшим пополам". 1813-1814